Одуванчики

Доцент Селифанов влюбился. Несколько лет Михаил Константинович любил студентку Наташу "безмолвно, безнадежно", и неизвестно, как долго продолжалась бы эта, по его собственному определению, "визуальная любовь", если бы события вдруг не заложили крутой вираж.

Наташа, кареглазая блондинка, не реагировавшая на робкие, к тому же завуалированные тонким юмором знаки внимания со стороны доцента Селифанова, неожиданно стала отвечать взаимностью. Прозвенит звонок на перерыв, Наташа уж тут как тут. Грациозной походкой знающей себе цену красавицы приблизится она к Михаилу Константиновичу, тряхнет золотистыми локонами, заглянет значительно в его огромные, карие глаза.

Попросила для себя и сокурсника Андрея темы дипломных работ - знак особого уважения студента к преподавателю. Одинокому Селифанову и этих намеков внимания было достаточно, чтобы окончательно потерять голову.

Часами просиживал теперь Михаил Константинович неподвижно в своем домашнем кабинете, сраженный бациллой любви, безразличным взглядом обводил стеллажи с книгами и рукописями, задерживался на мгновение на собственных монографиях, которыми очень гордился и считал делом всей жизни. ("Мои чада", - хвастался бессемейный Селифанов при случае. Особенно ему льстила высокая оценка его научных трудов зарубежными коллегами). Налетит вертлявая моль, Михаил Константинович хлопнет в ладоши, убьет вредное насекомое и снова сидит в задумчивости, разглядывая висящие по углам паутины, либо уставится на блестящие, только что распустившиеся березовые листочки за окном и размышляет.

Взбрело в шальную голову Селифанова, будто Наташа вдруг умерла. "Наташа", - рыдал безумец, обливаясь слезами. Неделю назад Селифанов хоронил старшего брата и не проронил на его могиле ни единой слезинки, а на мнимой Наташиной могиле обливался слезами, как ребенок, мысленно обняв свежевырытый холмик земли. (Пусть эскулапы объяснят этот психический феномен).

Очень страдал, бедняга Селифанов, стал рассеянным. Однажды, поздним вечером решил вынести мусор. Сосед, прогуливавший собаку, удивился: "Куда это вы, Михаил Константинович, отправились на ночь глядя с портфелем?" Селифанов засмущался, потоптался на месте и вернулся к себе в квартиру. Однажды заявился на лекцию, повязанный двумя галстуками. Совсем свихнулся доцент Селифанов от своей поздней любви.

Какими бы достоинствами и талантами влюбленные не обладали, все же внешние данные на первых порах играют решающее значение, и запущенный Селифанов стал старательно приводить себя в порядок. Постригся, побрил щеки, "отредактировал" свою каштановую, кудрявую бороду, усы, да так, что борода превратилась в аккуратную бородку, а усы - в щегольские усики. На десяток лет помолодел Селифанов, что засвидетельствовало зеркало, в которое он стал теперь частенько заглядываться. Стоит, бывало, у трюмо, крутит головой, впервые видит собственный профиль.

Наивный Михаил Константинович уже мысленно рисовал картины семейной жизни. Вот он, уставший, возвращается с работы домой: "Мусор надо вынести, дорогая?" - вкрадчиво спрашивает он у жены Наташи. Больше того! Дальновидный доцент Селифанов уже составил научно-обоснованную программу воспитания своих будущих деток; были у него соображения и насчет их числа.

Михаила Константиновича очень смущал его возраст. Даже если не брать во внимание десяток лет, на которые помолодел влюбленный благодаря всяким косметическим ухищрениям, он все же был вдвое старше Наташи. Вот и метался неприкаянный Селифанов между искренней любовью к Наташе - с одной стороны, и невозможностью этой любви - с другой. Внимание, которое стала проявлять Наташа еще больше добавило ему страданий. Столько барьеров громоздилось на пути доцента Селифанова к студентке Наташе, что даже глобально мыслящий ученый, каким считал себя Михаил Константинович, сник. Бывали у доцента Селифанова и счастливые мгновенья.

…Теплое майское утро, воздух напоен ароматом цветущих яблонь, вишен, сиреней. Доцент Селифанов не спеша бредет по студенческому городку. "Черт возьми, - думает Михаил Константинович. - За что она меня, растяпу, любит? Как улыбается, как воркует, чародейка!" С резвостью подростка-озорника Селифанов пнул встретившуюся на его пути порожнюю пивную банку, и она с грохотом покатилась по асфальту, возбуждая у Селифанова мальчишеский азарт. Нарвал букетик одуванчиков, некоторое время нес в руке, но засмущался своей сентиментальности, сунул одуванчики в старомодный портфель.

Михаил Константинович баловался на досуге стихами. Вот и сейчас он мысленно продекламировал:

 

"Ты явилась мне из космоса,

Неземная Натали.

Поманила златокосами,

И растаяла вдали."

 

"Наташа", - мне дожди шептали,

"Наташа", - мне снега роптали,

"Наташа", - мне метели пели,

"Наташа", - мне шумели ели.

 

Доцент Селифанов ждал звонка на занятия, когда из-за тонкой фанерной перегородки отчетливо донеслось:

- Ты, мать, короче, того, молодчина! Селифанов согласился руководить моей дипломной. Ловко ты его обстряпала, - шумел Наташин сокурсник Андрей.

- Не нравится мне это, он, кажется, принял все за чистую монету, - откликнулась Наташа.

- Совсем  рехнулся, старикан. Помнишь ту историю с двумя разноцветными галстуками?

- Если бы ты видел его глаза, такие счастливые. Нет, я не могу, мне что-то не по себе.

- Ну, ты, мать, того, совсем раскисла. Не бери в голову. Кстати, это дельце надо отметить! Короче, вечером, того, у Оксаны.

- Опять у Оксаны?

- Опять ревнуешь?

Михаил Константинович весь съежился, чуть живым сделался, кажется, перестал даже дышать.

Но прозвенел звонок, и доцент Селифанов вошел в аудиторию, как всегда, спокойный, уверенный, с видом хорошо выспавшегося человека, поймал на себе кокетливый Наташин взгляд и ответил ей мягкой, обаятельной улыбкой, и даже озорно подмигнул.

Шли практические занятия. Михаил Константинович объяснил задание, а сам сел за стол, раскрыл портфель. Вместе с книгами и рукописями на стол посыпались помятые одуванчики. По аудитории легким ветерком прошелестел смех.

По дороге домой Селифанов в сердцах пнул ту же порожнюю пивную банку, среди цветущих одуванчиков заметил созревших, с пышными седыми шевелюрами, на которых почему-то не обратил внимание, когда шел в университет, сорвал одуванчик, несколько раз резко дунул и в воздух полетели крылатые семена. "Удивительные цветы, эти одуванчики, - размышлял Селифанов. - Одновременно цветут и зреют с ранней весны, до поздней осени".

К Оксане Наташа пришла, когда все уже были в сборе. В полутемном зале звучала музыка, дергались танцующие. С появлением Наташи продолжилось шумное застолье.

- А теперь, гражданы, культурная программа нашего вечера, - скоморошничал Андрей. - Я стянул у Селифанова со стола стихи. Прикиньте, как озаглавлены: "Наташе". Слухайте:

 

"Я локатор, я звезды ловлю,

Постигаю законы галактик,

А тебя по земному люблю,

На века, на всегда, без оглядки".

 

"Наташа, Таша, Ната,

Наталья, Натанэль!

Бетховена соната,

Иль Пушкина дуэль?"

 

- Дуэли он, пожалуй, дождется, козел. "Читайте в подлиннике Гете, Шекспира, Дарвина..., батенька..., будьте добры..., извольте..., пожалуйста..., соблаговолите", - передразнивал Андрей доцента Селифанова. - Скотина. А вот еще:

 

"Мой организм расшатан,

Дерзкая, я чуть дышу.

Имя твое - "Наташа",

Звездами я напишу."

 

- Прикиньте, звездами! Гони коньяк, твоя очередь, - пристал к Наташе Андрей. (Представление о звездах у него было связано только с коньяком).

- Увы! На коньяк сегодня не наскребла, - покраснела без того румяная Наташа.

- А ты зачем тогда явилась, могла бы и не приходить? - грубо оборвал захмелевший Андрей. За Наташу вступилась Оксана:

- Отстань, где она возьмет столько денег, уже три месяца не дают стипендию?

- Да у нее родичи в деревне, а в деревне все бесплатно, - вскрикнул Андрей. - Ну, ладно, читаем дальше:

 

"Мой отец убит под Сталинградом,

Когда рвались снаряды градом,

А я теперь захвачен в плен,

Прелестной фрейлейн - Натален".

 

- Врет, осел ископаемый. Его отец - известный академик, автор вузовского учебника. И такая мура на нескольких страницах. Позвольте поздравить Вас, прелестная "фрейлейн Натален", с успешным пленением матерого резидента, а в качестве награды преподнести эти стихи, - и Андрей с наигранной галантностью вручил стихи. Наташа схватила модную сумочку, и выбежала с душной квартиры на улицу. Андрей даже не попытался ее остановить. (Однажды Андрей познакомил Наташу с родителями. Мать, красивая молодая женщина потом пожурила сына: "Дружить мы с отцом тебе не запрещаем, но домой эту откормленную деревенскую телочку больше не приводи, от нее навозом пахнет." И Андрей стал ухаживать за Оксаной, вместе с которой учился в школе; их родители дружили семьями).

Всю ночь проплакала Наташа, не могла даже как следует сосредоточиться. То мысленно уносилась домой, то снова возвращалась в университет. Многое вспомнила и переосмыслила Наташа в эту ужасную для нее ночь. "Как там мама в деревне, одна?", - думала Наташа.

Чуть свет встает ее мама, доит коров, провожает в стадо, кормит свиней, курей, стряпает, стирает, убирает, возится на огороде. И так до поздней ночи, изо дня в день. Скромная пенсия тратится на покупку дров, сена, корма для скота. "Костьми лягу, а единственной дочери дам образование, выполню наказ покойного мужа, обую, одену, не хуже других. Сама не знала счастья, всю жизнь горбатилась, так пусть хоть дочь поживет по-человечески", - делилась она заботами с соседями.

Наташа давно мечтала о высшем образовании, ей казалось, что университет - это храм науки, где работают особые люди, умные, добрые, справедливые. И вот мечта ее сбылась, она - студентка. От одного этого слова кружилась голова. Но преподаватели оказались обычными людьми, с обычными достоинствами и недостатками, к науке Наташа так и не приобщилась. "А как я учусь? Перехожу успешно с курса на курс, но мало что знаю, какой была дурой на первом курсе, такой и осталась. Михаил Константинович говорит, что знание - это то, что остается в нас, когда выученное забудется. Вот таких прочных знаний у меня, к сожалению, нет".

С Андреем Наташа познакомилась на картошке. После зачисления в университет Наташа вместе с другими первокурсниками уехала в пригородный совхоз на уборку картофеля. Там она и встретила стройного голубоглазого юношу со светлыми, до плеч, кудрями, общительного и веселого. Вскоре за Андреем прислали черную "Волгу". (Отец Андрея был директором крупного завода). На картошку Андрей больше не вернулся, только однажды, в субботу, заявился с дружками на той же черной "Волге", на которой уезжал. Загулявшие лаботрясы приставали к девчонкам, устроили драку. Тогда-то и состоялся крутой разговор между Андреем и доцентом Селифановым, который в числе других преподавателей был на уборке картофеля. С тех пор Андрей и невзлюбил Селифанова.

Начались занятия в университете. Однажды Андрей пригласил Наташу на вечеринку "в узком кругу друзей". Было очень весело, танцевали, пели. И пошло-поехало: то у Андрея, то у Оксаны, то у Олега. Не такой представляла себе Наташа студенческую жизнь, но все же на вечеринки ходила, боялась потерять Андрея.

Просьба, с которой Андрей обратился к Наташе, сначала озадачила ее: "Слушай, мать, короче, того, как бы это подкатить к Селифанову насчет дипломной, госы на носу. У Селифанова куча монографий, книг. Голова. Все знают, что к тебе он неровно дышит:

 

шуточки, одуванчики. Короче, того, ну, ты поняла? Пококетничай с осталопом".

"Как я могла? Я же вижу, что Михаил Константинович любит меня". Наташа вспомнила о стихах Селифанова, которые вручил ей Андрей:

 

"Я с именем твоим ложусь,

И с именем твоим встаю.

Я именем твоим горжусь,

И тайну эту - не таю".

 

"Любовь - это крутой вираж,

Ее не лечат даже экстрасенсы.

Любовь приходит и уходит, как мираж,

Но остаются шрамы в нашем сердце".

 

"Тарбагатай, Сайкан, Саур!

Я покорил вершины ваши.

- Но отчего ты зол и хмур?

- Я не осилил "Пик Наташи".

 

Такие наивные, но искренние стихи, столько в них нежности, любви, тревоги. И все знаки внимания со стороны Михаила Константиновича вдруг предстали перед Наташей в новом свете. Она вспомнила помятые одуванчики, что выпали из его портфеля. Как-то на субботнике Селифанов, пряча за шутливостью робость, преподнес Наташе, на глазах у студентов, букетик одуванчиков. "Значит и эти одуванчики были сорваны для меня. Господи! Я же люблю Михаила Константиновича! Да, да! Люблю! Но зачем я издевалась над ним? Столько надо было сделать ошибок, чтобы понять, как я его люблю. Теперь я не верю в любовь с первого взгляда".

Нежность, любовь, жалость слились в единое чувство и теплой волной захлестнули Наташино сердце, ее душили слезы прозрения, радости и она, измученная, наконец-то, уснула.

Не спал этой ночью и доцент Селифанов. Он вел затяжной спор с воображаемым оппонентом. Сначала "оппонент" откровенно издевался над Селифановым, бил, как выражаются боксеры, ниже пояса:

- «Мусор надо вынести, дорогая?» - ехидничал "оппонент", имитируя голос Селифанова. - Ты, Михаил Константинович, часом, не спятил, запланировав аж пять деток, да еще двух чад держал в уме. И это в такое трудное время, - не унимался "оппонент".

- Иди ты..., знаешь куда..., - непедагогично огрызнулся Селифанов.

- Златокудрая бестия Наташа, Таша, Ната, Наталья, Натанэль попросту водила тебя за твой курносый нос.

- Наташу не тронь, она ни в чем не виновата.

- Твоя любовь подпадает под категорию не то платонической, не то плутонической. А может ее лучше назвать "селифанической любовью"? А потом "оппонент" посерьезнел:

- Ладно, извини, шутки в сторону. Ты, Селифанов, или наивен, или самонадеян, или просто дурак. Ты же годишься Наташе в отцы.

- Знаю. Гете страстно влюбился в девятнадцатилетнюю брюнетку Ульрику фон Леветцов, когда ему исполнилось 74 года. (Селифанов имел привычку сравнивать себя с великими людьми).

- Любопытно! Тогда ты должен знать, чем закончилась для Гете его старческая любовь. Отказом, болезнью, нравственной подавленностью, одним словом, крахом. Правда, ты на 20 лет моложе Гете, а Наташа на год старше Ульрики...

- Причем здесь эта арифметика? Я люблю Наташу, я дышу ею, как воздухом, она для меня - единственная. Все, чего я достиг в жизни, кажется теперь пустяком, по сравнению с этим чувством. Пожалуй, мне надо поставить даже в заслугу, что я так долго ее ждал.

- Эк, куда метнул! Что ж, прав Пушкин: "Любви все возрасты покорны..." Вот только насчет благотворности ее порывов в твоем случае я что-то сильно сомневаюсь. Ты посмотри на себя в зеркало, на кого ты стал похож, ты же потерял лицо, на глазах седеешь.

- Это правда. Я пуст, как оборванная яблонька.

- К тому же, маэстро Селифанов, не забывай, что Наташа твоя студентка. Чувствуешь щепетильность момента? Не в Америке живешь. Ничего не смог возразить на это Михаил Константинович.

Прошло много лет. Снова на дворе гулял зеленый ветер мая. Совсем седой Михаил Константинович шел по яблоневой аллее, усыпанной белыми лепестками, спешил в университет. По пути он нарвал букетик одуванчиков, засмущался своей сентиментальности, сунул одуванчики в старомодный портфель.

Профессор Селифанов снова влюбился.