Просмотров: 447 | Опубликовано: 2018-04-11 02:49:56

Дай нам, Боже, что никому не гоже…

 

Дьякон Тимофей обречённо сел на мокрый табурет, обхватил голову руками и проговорил: «Боже, за что же доля горькая?». Всё было загажено и мойка, и душа… А вчера вечером еще и соседский козёл исподтишка боднул его своими крепкими рогами прямо под зад да еще с резвым задорным наскоком. Мол, не спи мужик! Руки опускались от бессилия что-то изменить.

Казалось, что всё потеряно. Денег нет, жена зудит, батюшка бранит, дети плачут... И никакого просвета. Никто ему не поможет. Ни люди, ни Бог… Вот тебе бабушка и Юрьев день. Мечтал стать священником, а вышел в скотники… Зато все вокруг умные и учат его правильно жить. – Следить за скотным двором, доить коров, мыть бидоны, заготавливать силос… Все умные, один он бестолковый.

И вдруг, словно чистый луч последней надежды, мелькнула спасительная мысль, ставшая его искренней молитвой.

- Господи, пошли мне дураков! Здоровых, но послушных. Умным здесь делать нечего…Не выдержат.

И тут отцу Тимофею почудилось, что Бог внял его мольбе, но с какой-то Своей поправкой. Дьякон горестно покачал головой и побрёл домой. Ему и в голову не приходило, что он уже получал просимое…

Нужно было лишь чуть-чуть подождать… Ведь один божий человек уже каким-то чудом выбрался из каталажки и двигался к святому источнику добротолюбия. Другой, получив долгожданный «белый билет», думал о блаженном покое в тихой обители. Третий божий странник, покинув двенадцатый монастырь, спешил в тринадцатый, чтобы поскорее окончательно осесть в четырнадцатом или пятнадцатом…

Да, много у нас всяческих странников, вечных паломников и разной бродячей братии, кочующей по белу свету в поисках счастья или хотя бы тихого места, где тепло и вкусно кормят… Говорят, такие есть…

А отчаявшийся дьякон даже не подозревал, что он живёт почти в раю, только с самого краешка. Поэтому, придя домой, отец Тимофей с какой-то измученной тоской взглянул на жену Ирину и, на всякий случай, перекрестился на икону.

- Счастья просишь? – вежливо поинтересовалась супруга, уже приготовившая не только скудный ужин, но и парочку лучших заготовок из словарного запаса матушек. Здесь женушка дьякона была самой искусной мастерицей. И народных словечек из словаря Даля, составляющих деревенский юмор, знала с избытком.

Ведь была она женщина с высшим образованием, добрая, памятливая и отзывчивая. За словом в карман не лезла. Настоящий сельский педагог. Матушка посмотрела на муженька с учительской проницательностью. Дескать, лучше сам скажи, всё равно «шила в мешке не утаишь».

- Нет,- откровенно признал дьякон.- Дураков... Здоровых, но послушных.

- Это же и есть счастье, бестолочь… Когда ты поумнеешь?

- Когда ты добродетель смирения и молчания приобретёшь.

- Ишь, чего захотел! Видно поумнел. Сама вижу своё счастье. - Мне о дураках можно и не молится. Своих хватает…

- Иронизируешь?

- Нисколько. Помочь хочу, ты же мой муж. Давай вместе помолимся.

- О дураках?!

- О счастье, милый мой,- сказала матушка Ирина с ласковой улыбкой сочувствия. Дескать, что с тобой делать «горе луковое»? Руками работать не хочешь, а головой зарабатывать ума не хватает.

Больше всего в семейной жизни её огорчали не обычные житейские трудности, а бестолковость супруга, его ленивая медлительность, надежда на «авось» и прирождённая заторможенность мысли. А самым несносным было то, что отец Тимофей с большим трудом осваивал и очевидные жизненные уроки. Он мог десять раз подряд «наступить на одну швабру и получить по лбу».

Винегрет

И вскоре лета на скотный двор подворья народ хлынул настоящим косяком, точно всех ожидали золотые горы и манна небесная. Сначала появился Вася-Василёк с «белым» билетом и повадками «чеширского кота», затем два Фомы, желающие быть монахами. Большой сразу же побрился налысо, а маленький с аккуратной эспаньолкой и обширной плешью представился бывшим разведчиком и боксёром.

Быстро осмотревшись за обеденным столом, маленький Фома уже за ужином по-хозяйски занял место во главе стола, зорко поглядывая на всех свысока. Не дай Бог, чтобы за трапезой были «косяки» громкого чавканья!

Вечером приехали шумные мальчишки в кадетской форме из приходской школы. Высокий, с прямой спиной монах Митроха осмотрел всех строгим взглядом, говорящим: «Ты-то, брат спасаешься? Вот я, хоть худ и убог, а надеюсь быть в раюшке, пусть и с краюшку». Он держался особнячком, молчаливо и с благочестивым достоинством.

Вскоре начался бардак, гам, споры. Все присматривались друг к другу. И самый малый школьник понимал умом и сердцем, что попал в монастырский «штрафбат» и все вокруг «штрафники», на которых и клейма негде ставить.

Для удобства прибывшей братии батюшка распорядился отремонтировать их кельи. Дом «штрафников» заходил ходуном. Из него вытаскивали койки, столы, шкафы, одежду, посуду, продукты. Всё ставилось прямо во дворе и закрывалось старой плёнкой.

Старожилы подворья - Лёшка-сибиряк, Руслан, доморощенный лекарь Костя и трапезник Михаил, прозываемый Закхей - разместились в автобусе. Остальные, как рыбёшки в банке, приютились в домишке на отшибе. Все столкнулись нос к носу, и местами «нашла коса на камень».

Особенно был возмущён маленький Фома, потому что он жаждал попасть в древний монастырь, находящийся на острове, а его оставили работать со скотом. Первую неделю он работал весьма усердно, не болтая лишнего и всячески показывая, что он почти монах.

Мечтой Фомы было принять схиму и жить в скиту, подальше от людей, чтобы не приносить зла из-за своего буйного характера. А среди безмолвной тишины и наедине с Богом мечталось ему проявить чудеса монашеской жизни и достичь дара мудрой прозорливости, чтобы весь мир ездил к нему за советом и благословлением, а он со смирением убегал бы от мира, пришедшего к нему за вразумлением. Однако шла пятая неделя, а боксёра никто не звал на заветный остров.

Тогда два Фомы своевольно отправились на теплоход. Божьи странники сказали капитану, что хотят подвизаться в монастыре. Капитан позвонил в святую обитель, и через три часа кандидаты в монахи услышали, что их благословили продолжить работу на скотном дворе. И оба Фомы вернулись назад не солоно хлебавши.

Это настолько взъерошило малорослого трудника, что почти все его разговоры сводились к тому, что он подло обманут и попал в «штрафбат». Он вынужден обхаживать коров и жить в тесноте со школьниками, которые о монашестве и слышать не хотят, а над ним, как ему мнилось, втихаря посмеиваются. Атмосфера неумолимо накалялась.

И тут, маленького Фому и Василька отправили на разгрузку опилок и засыпку ими стойла. Началось новое искушение кандидата в схимонахи. Ведь «застенчивый» Василёк был личным воспитанником монаха Митрохи. Под влиянием педагогического воздействия в его белокурой голове что-то таинственно перемешалось, и он был отправлен в диспансер Степанова. Месяц назад Василька вроде бы подлечили и он вернулся на подворье, но с прежними странностями.

Когда возникала необходимость, Василёк становился «блажной». Перед обедом он тёрся поближе к кухне и ожидал привоза продуктов. И если трапезник не успевал их убрать, то он коршуном хватал самое вкусное и исчезал.

Свою посуду он не мыл, а когда ему говорили: «Вымой свою тарелку», он бодро парировал: «Пусть моет трапезник. Не заводите здесь свои порядки!». Все порядки, которые были в его пользу, «блажной» знал от «а» и до «я».

Едва ему поручали хоть какую-то работу, он сразу же напоминал молодого бурлака из картины Репина «Бурлаки на Волге», который недовольный своей лямкой, пытался её снять. Мол, зачем мне такая огромная тяжесть? Пусть другие тянут, а я отдохну...

Его любимым занятием было куда-то присесть, склонить голову и предаваться размышлению, говоря, словно заведённый, одни и те же слова: «Проблемы нужно решать, за квартиру платить, долги отдавать... Думай Вася, что лучше всего… Проблемы решать или долги отдавать? А денег нет… Нет, нет, нет… Какой дикий ужас. И как жить?».

Когда маленький Фома и Василёк начали работать, коров выпустили в загон. Выпустили и быка. Перед ним закрутила хвостом толстозадая, здоровущая Пава. Однако бык покрыл сначала одну молодую телушку, потом вторую и улёгся отдыхать.

- Вот так бык! Как он ей врезал! Тёлка едва устояла,- изумился Василёк,- Красота! И все коровы его!

- Ты чего быку завидуешь? – вежливо спросил маленький Павел, старательно подбирая ироническую колкость.

- Смотри, что делается! – воскликнул Василёк, зачаровано глядя на загон. Обиженная Пава, немного постояв перед усталым быком толстым задом, вдруг разбежалась да так врезалась в одну обидчицу, что та упала на землю… А Пава понеслась к другой, покрытой быком телушке и сбила ног свою счастливую соперницу. После чего повернулась к полуспящему быку. Видал, изменщик?

Явный самосуд искренне возмутил Лёшку-сибиряка и он угостил зарвавшуюся Паву длинным кнутом. Не балуй, скотина!

А телушки, видя «заступу», устроили свой спектакль. Одна разбежалась, резво ударила Паву по заду и бежать. Пава кинулась за нахалкой, а за старой коровой ринулась вторая телушка, которая врезала обидчице по заднице. Пава развернулась и снова получила удар по раненому заду, от которого она пришла в полнейшее замешательство. К счастью Павы, Лёшка-сибиряк, хранящий нейтралитет, вытянул кнутом молодых телушек.

- Ты видел! – чуть ли не задохнулся от бешеного восторга Василёк.- Ничего себе побоище! И это смиренные коровы! А что про людей говорить! Это нужно обдумать.

«Василёк» ловко спрыгнул с телеги, принял положение мыслителя и тревожно задумался. Маленький Фома, язвительно поглядев на духовные мучения сельского Сократа, сбросил немного опилок, погладил свою бородку и многозначительно покашлял... Дескать, не пора ли и честь знать?! Затем спустился на землю и обратился к мыслящему собрату:

- Ты чего, спрыгнул?

- Не мешай! Мне нужно подумать! Проблемы нужно решать!

- Какие проблемы?! Забирайся наверх и работай!

- Тебе надо – ты и работай,- борзо ответил Василёк изумлённому маленькому Фоме, вставшему в боевую стойку.

- Деловой!? Пошли, выйдем за ограду! У меня первый разряд по боксу!

- А у меня «белый» билет! Что «круче»!?

- Давай проверим на кулаках! Мой кулак и твоя голова! Что крепче?! Разрешаю прикрыть скулу «белым» билетом!

- Вы чего делите?! – крикнул Лёшка-сибиряк.- Еще подеритесь… Разойдитесь! Василёк, рассыпай опилки, а ты, брат, продолжай разгружать…

Василёк мигом схватил зимнюю лопату, подхватил опилки и полетел в скотник. И до самого обеда испуганный Василёк бегал с лопатой, бормоча: «Проблемы нужно решать! Да, решать…» Говорить ему о том, что в тачку вмещается тридцать или сорок лопат опилок, было бесполезно. Ему было легче пробежать до телеги и обратно сорок раз, чем привезти одну тачку.

По всему было видно, что Василёк был обижен до глубины души. Даже в монастыре нельзя блажено созерцать на таинства природы. Он-то надеялся, что покажет батюшке «белый билет» и его определят на тихое, безмятежное пристанище. Однако его постигло ужасное разочарование в жизни - медицинская справка не спасла. Василька отправили на скотный двор работать с утра до ночи.

Чего теперь делать? Возвращаться в город, где еще хуже и никто не кормит даром? Кому больной нужен? И неужели отец Тимофей не видит, что он болен и его жалеть следует, а не на работе напрягать?!

А маленький Фома деловито забрался на телегу. Когда он закончил разгрузку, ему поручили покрасить крышу коровника, и он смотрел на всех сверху вниз смелым соколом.

Внизу шёл ремонт. Покраской дома занимался трапезник Закхей, но стоило ему отойти и лекарь, как на беду, включился в работу. Когда трапезник вернулся, Костя, докрашивая пол, неумело взмахнул кистью. Краска полетела в разные стороны, попав и на рубашку Закхея.

- Зачем ты покрасил весь пол? Сначала нужно покрасить окна, подоконник и двери. Или хотя бы оставить свободное место под ними,- сказал Закхей, жалея об оставленной в открытом доступе краске с кистью.– Сам-то подумай, куда будет стекать лишняя краска?

- Но главное – покрасить пол!

- Спасибо за помощь.

Лекарь уныло побрёл к силосной яме, а Закхей, убрав краску подальше, помыл руки и начал готовить ужин, на который школьники попросили винегрет. Чистить мелкую вялую картошку, морковь и свёклу было трудно. Много шло в очистки, но Закхей всё же приготовил желанный мальчишками винегрет.

Затем он пошёл на речку отмыть руки и на мостках обратил внимания на две удочки и ведро с водой. В нём плавала мелкая, чуть больше пальца рыбка. Рыбаки такую мелочь отпускают, а Закхею её было жалко вдвойне. Дело в том, что кашу, оставшуюся на стенках кастрюли, он смывал в речку и рыбья мелочь стала плавать у самых мостков. Получается, он её от чистого сердца подкормил, а плотвичек на крючок и в ведро. Посмотрел трапезник на рыбёшку, пожалел и в речку выпустил. Пусть подрастает и жизни радуется!

Проводив взглядом уплывающего малька, Закхей съел пару ягод малины, росшей у речки, но тут попал под бдительное наблюдение маленького Фомы, следившего за всем с высоты птичьего полёта. Дерзкое поедание малины переполнило чашу его великого терпения и смирения. И он задумал целое представление, почти аутодафе. В обед он поднялся с гневным обличением нарушителя правил общежития.

- Братия, мужи! Посмотрите на рубашку трапезника. На ней пятно от краски! Разве можно в таком виде готовить трапезу!? А вдруг кто-то отравится? Грех! Его душа будет наказана, и наша, если мы его не обличим! Он должен готовить еду в белом халате и чистой шапочке! Не иначе!

А если человек в грязной одежде готовит общий ужин, то чистая ли у него душа?! Вот я к чему, братия. Вот о чём скорбит моё сердце, уже почти схимонашеское. Предлагаю отказаться от его неправедного винегрета. Я приготовил вам лучшую альтернативу – пшено! Кушайте на здоровье!- обличитель торжественно откинул крышку кастрюли, и все увидели постную кашу.

- Винегрет-то лучше,- резонно сказал Лешка-сибиряк, спокойно накладывая его в свою тарелку.

-– Винегретубойкот! Все едим пшено! Оно чище! – провозгласил большой Фома, осторожно положив себе пару ложек пшена, и приналёг на жареного леща.

- Чего-то я сомневаюсь, что пшено лучше,- покачал головой рыжий Серёга, опуская ложку в винегрет, стараясь набрать побольше и предчувствуя, что он может исчезнуть. Ему ли не предвидеть весь ход событий, когда он не одну ночь спал в подъездах, подвалах и дровянике? Чуть-чуть зазеваешься и голодным останешься.

Руслан вопросительно поглядел по сторонам. Фома, конечно, авторитет, но голод не тётка и он не курица, чтобы клевать пшено. Оценивающе посмотрев на оба блюда, Руслан стал накладывать винегрет, который мог оказаться под полным запретом, что вызвало яростное возмущение разоблачителя.

- Тогда я скажу вам больше! О чём хотел умолчать! Я расскажу одну историю, когда одна маленькая ягода, которую съели без благословления, вызвала целую бурю страстей! Пробудила гнев, завись, ложь, искушение, желание мщения!

Да, братия! Такова жизнь! Один брат смотрит на малину и терпеливо ждёт, когда она созреет, а другой её съедает. Какое жестокосердие! Не лучше ли уступить, и самому преодолеть вожделение? Иначе мы до гортанобесия докатимся!

А одна маленькая рыбка может привезти к раздору между всей братией! Да, это правда! Вспомните слова святых отцов, которые говорили: «Братия! Если и впадёт человек в какое согрешение, вы, духовные, исправляйте такового в духе кротости, чтобы не быть искушёнными». Посему и я с кротостью в сердце продолжу,- всесвидетель слегка ударил кулачком по столу и обратился к трапезнику.- Закхей, скажите честно, зачем Вы выпустили рыб, которых мы поймали?! Вы имели благословление?!

- Каких рыб, какое благословление?!

- Вы всё прекрасно понимаете. Я всё видел!

- Вы говорите про малька из ведра? Но его же даже не пожарить. Одна голова и хвост. Жаренной рыбы навалом. Или кому-то её не хватает?

- Лучше бы Вы рыбу отдали кошке. Хоть какая-то польза была бы. Но и в ней я сомневаюсь, потому что у Вас нет благословления выпускать рыб! Мы на ловлю рыб получили благословление, а Вы нет! Правильно я говорю?! Правильно. С этого дня начнём жить строго по монастырскому уставу! Я изучил его от корки до корки. Хватит своевольничать! Принимаю на себя послушание лично следить за исполнением всего устава.

- Скоро и коровам нельзя будет мычать без благословления,- сказал Лешка-сибиряк, сам того не желая, подливая масла в огонь праведного гнева разоблачителя.

- Тогда я скажу более того. Один грех всегда приводит к другому, еще более тяжкому греху! Вы только подумайте, братья, что он делает, когда готовит трапезу! К нему подошла кошка, он её погладил и продолжил чистить картошку! А мы её должны есть! Лучше её собакам отдать. Я думаю, что его винегретом и псы побрезгуют!

Обличитель стремительно схватил винегрет и потащил его к собачьей будке. Сладколюбивый Жирик, сглотнув слюни, завистливо посмотрел на собак, почуявших вкусное. А те, не веря нежданному счастью, ринулись к ужину трудников. Кот Барбосыч, увидев их еду, торопливо спрыгнул с крыльца и тихой сапой, но очень настырно стал протискиваться к общей трапезе.

Не осталась в стороне и вездесущая ворона, зорко наблюдающая за всем двором. Она коршуном ринулась вниз, немного попрыгала вокруг да около, и, не выдержав психологической нагрузки, сунулась к винегрету. Ловко ухватила кусочек морковки, за что получила лапой по наглому клюву. Винегрет – не воронье дело. Ищи добычу в другом месте. Не суйся в чужую миску! Обиженная птица отпрыгнула в сторону, но недалеко. А вдруг что-то останется и на её долю? Ошиблась, вещунья.

Миски были вылизаны до полного блеска. Надеясь на чудо, ворона бочком-бочком допрыгала до пиршественного места. Кося взглядом на пса Флинта, всё оглядела, возмущённо каркнула: «Жмоты!», и полетела прочь.

На этом «концерт» окончился. «Зрители» разошлись по своим послушаниям. А Лешка-сибиряк, когда все вышли из-за стола, добродушно сказал Закхею: «Не обращай внимания. Все видят, какие люди пришли… Сегодня они есть, а завтра их ветер сдул. Я таких праведников много повидал и их причудам не удивляюсь».

А всесвидетель, поужинав жареной плотвой, пошёл в свою келью, взял чистое полотенце и направился к кухонной раковине, в которой вымыл грязные, потные ноги. Своя грязь не пахнет. Перед Рождеством маленький Фома, не дождавшись монашеской мантии, утёк восвояси.

Публикация на русском