Просмотров: 414 | Опубликовано: 2018-03-26 04:14:26

Хлестаковские мильоны (Небывальщина*)

В первые дни июля губернский город был наполнен теплотой, светом и счастьем. Горожане радовались прекрасному лету и надеялись, что хорошая погода продержится хотя бы до середины августа.

Радовался жизни и Лев Игоревич Хлестаков, отдыхавший в уютном ресторанчике со своей любовницей Альбертиной Замаскиной. Красивый интерьер, прекрасный ужин, хорошая музыка – всё это располагало к приятному отдыху, непринуждённой беспечности и лёгкому философствованию.

И внешне, и внутренне он чувствовал себя молодым баричем и баловнем судьбы. Его элегантный костюм со светло-синей сорочкой удачно гармонировал с итальянскими ботинками. Они плотно облегала ступни и, в тоже время, хорошо пропускали воздух через сеточку маленьких дырочек. Всё было красиво, надёжно и удобно. Лев Игоревич был доволен самим собой, любовницей и работой.

Его белокурая любовница Альбертина была обаятельна, стройна и почти всегда в самом прекрасном расположении духа. Она сразу же привлекала взгляд своими выразительными ярко-карими глазами и хорошо сложенной фигурой. Её розовое платье, миниатюрная сумочка и золотистые туфельки, подобранные с хорошим вкусом и в дорогом магазине, придавали женщине сходство с фотомоделью европейского журнала. В ней звучала та же беззаботная лёгкость, свободность и наслаждение жизнью.

Она была счастлива и уверена в своём благополучии. Единственное, что всерьёз омрачало её спокойствие, была неудержимая страсть Хлесткова к игре и острым ощущениям. Довольно часто его увлечения граничили с серьёзным риском для жизни. Поэтому ей не нравились поиски различных приключений, которых она старалась избегать.

Альбертина, будучи дочерью банкира, была женщиной аккуратной и бережливой, оберегающей общий бюджет от всяческих неблагополучных поворотов судьбы. Так и в этот вечер она возражала против решения слегка подвыпившего любовника сходить в казино и немного развлечься.

– Нечего там делать,– сказала она мягко, но с твёрдой решительностью, когда услышала знакомое предложение выиграть пару миллионов.– Все твои счастливые комбинации мне известны наперёд. Снова все деньги оставишь одноруким бандитам.

– Не волнуйся у меня в портмоне всего сто долларов, а остальные в галстук защиты,– пошутил Хлестаков,– Если хочешь, могу дать тебе его на сохранение. Или я не могу какую-то завалящую сотню на своё удовольствие потратить?

– И тебе её не жалко? Или ты забыл, что копейка рубль бережёт? Лучше жизни радуйся, а не проматывай её в казино. Не опускайся сам, чтобы тебя другие не опускали. Пожалей денежку. Не трать её впустую.

– А ты на свои платья меньше тратишь?

– Так и ты, сходи в магазин. Ты лучше себе рубашку купи или еще что-нибудь, чего захочешь. Счастье в твоих руках, любимый.

– Спасибо, облагодетельствовала. Век буду в ноги кланяться. Наконец-то я дождался от тебя признания любви. По-девичьи робкого и затаенного. И совсем неважно, что оно на денежной волне прихлынуло. Главное – любовь. Остальное само приложиться. И это при том, что ты и в постели свой интерес сумеешь соблюсти. До мелочей…

– Мы с тобой восьмой год живём вместе, а ты всё еще так и не понимаешь меня. Я же тебя, на самом-то деле, очень люблю. Крепко и искренне. Особенно когда ты цветы даришь,– молодая женщина ласково улыбнулась и с игровой нежностью, переплетённой тонким лукавством, добавила,– И деньги приносишь. А любовь…

– Не ври, милая. Я на своей шкуре знаю, что твоя гордость с жадностью сильнее всех твоих воздыханий и неутолённой страсти. Помолчи, дорогая. А будешь зудеть, тогда… Сама понимаешь…

– Хорошо, пошли. Только денег не проси. Не дам.

– Договорились. Зелёный стольник не деньги. Однако мы и на него от всей души разгуляемся. Развернёмся с разворотом и выходом вроде моего деда откупщика, когда власть ослабу давала. Ведь и ныне времена не хуже. Гуляй капитал, все подвинутся! Где же вы цыгане озорные?!

Изрядно подвыпивший Хлестаков еще больше повеселел, рассчитался с официантом, и молодые люди пошли в казино. Продолжение вечера вдохновляло ощущением предстоящего кутежа и возможностью значительного выигрыша, который иногда выпадал и на самые малые деньги.

И, хотя он понимал обманчивость своих ожидания, но всё равно любил игру и позволял себе столь сомнительное удовольствие. Обычно граница проигрыша не превышала наличных денег, находящихся в кармане.

Дело в том, что ему нравилось, сбросив будничные заботы, немного пошиковать. Естественно, в разумных пределах. Он знал во всём меру и был умён, смел, красив, удачлив и по-своему благороден. Высокий, широкоплечий брюнет с интеллигентным лицом нравился женщинам за хорошие манеры, а деловым партнёрам за пунктуальность и умение делать большие деньги.

К тридцати двум годам он стал настоящим мастером в виртуальном мире и айкидо, которое ему нравилось за искусство обращать силу противника в свою пользу. И также страстно и властно, как любовницу и боевые искусства, он любил шахматные комбинации и театр, где был и драматургом, и актёром.

А в последние время Хлестаков всерьёз занялся коммерческой деятельностью, приносившему ему хорошие деньги. У него имелись многие основания полагать, что жизнь идёт, по большей своей части, в правильном и успешном направлении. Естественно, за исключением отдельных моментов в работе. Поэтому он считал, что вполне может позволить себе небольшие развлечения. Тем более, что домашние заботы любовников почти не обременяли.

Их шестилетняя дочь Маргарита училась в школе с художественным уклоном, но всем кисточкам, красками и куклам предпочитала виртуальные игры. Живя в своём мире, ребёнок не доставлял никаких хлопот родителям. Когда у подрастающей Марго был доступ к виртуальным мифам, тогда мама с папой, подруги и всякие шалости забывались.

Девочка без всякого труда взламывала миры своих подружек, подшучивала над их детскими мечтами и хотела стать хакером, автогонщицей и голливудской звездой. Поэтому, родители, оставившие дома свою девочку под присмотром допотопного монитора, были совершенно спокойны.

Почти перед самым входом в игорное заведение к ним приблизился нищенски одетый мальчик, жалостливо протягивающий худенькую ручонку.

– Дяденька, дай копеечку. Всё равно в казино продуешь…

– А с чего ты взял, что я продую? Может быть, я миллион выиграю? – возмутился Хлестаков, чующий крупный куш, который он наконец-то получит от долгожданных комбинаций цифр.

– Тогда дай червонец, чтобы повезло. Я везучий. Мне недавно один дяденька полтинник дал и триста тысяч «зелени» унёс.

– Сама видела,– подтвердила его слова Альбертина,– Глаза блестят, руки трясутся. Еле до машины дошёл, которую охрана вызвала.

– Триста тысяч?! Врёшь и не краснеешь!

– Чего мне краснеть зазря-то? Всё на моих глазах было. Почти всех одноруких бандитов выпотрошил. Счастливчик… Ты в это время чего-то высчитывал за покером и ничего, кроме карт, не видел.

– И почему мы еще на улице стоим? Пошли быстрее потрошить одноруких мошенников. Берегись жульё, грядёт аудит твоих карманов.

– А червонец? – жалостно напомнил о себе мальчик.– Позолоти ручку, дяденька и тебе счастье выпадет двумя тузами.

– Почему только двумя?

– Зачем тебе больше? Остальные у тебя в рукаве.

– Не скупись, дай,– сказала молодая женщина.– Вдруг и правда повезёт?

Хлестаков, придав лицу весьма значительное выражение, достал кошелёк, в который словно ненароком поглядел мальчуган. Мгновенно оценив денежный ресурс виртуального самородка от сохи, он пренебрежительно шмыгнув носом. Дескать, на вид солидный человек, а в кармане одна вошь на аркане.

– На тебе два червонца и купи себе мороженное.

– Какое мороженное на них купишь? Осьмушку «Сласти Мухоморина»? На эти деньги ни пива, ни жетона не купишь.

– Вот так детишки пошли… Хорошая смена жулью растёт. Еще под стол ходит, а уже думает как Джека-Потрошителя выпотрошить и на его лимузине ездить.

– А ты как думал? Только тебе мильончик нужен? Я тоже его хочу, свой мильончик. И получу его. Я же знаю петушиное слово и секрет. Если хочешь кушать, то всегда нужно быть там, где зерно рассыпают, и клевать его не дожидаясь того, когда его другие склюют. Ты же клюёшь свои «зернышки», и я хочу свой мильончик склевать.

– Я хочу… Мало ли, чего ты еще хочешь,– весело засмеялся игроман и поучительно-укоряюще добавил,– Мал ты еще. Зачем тебе миллион, надежда Коза-Ностры? Чего ты с ним будешь делать?

– Не бойся, не дурнее твоего буду. Мал да удал. Я к своему «зёрнышку» вовремя подскачу. А когда у меня будет миллион, тогда я буду миллионером, и мне везде будет зелёный свет гореть. Миллион он и в Африке миллион. Он и корявую рожу украсит, барышню привлечёт. У зелёной «капустки» очень привлекательный запах. Лучше и не бывает. И я свои денежки в казино не профукаю.

– Да, ты философ… Ладно, пусть и тебе повезёт,– снисходительно расщедрился Хлестаков и дал мальчишке двести рублей,– Хотя бы раз в жизни, но на твой мильончик. А если мне сегодня карта в масть ляжет, то дам тебе зелёный стольник. Так и быть. Пусть и тебе сегодня счастье привалит за доброе слово.

Парнишка с надеждой шмыгнул носом и отошёл в сторону, а супруги, весело переглянувшись, продолжили свой путь к желанным дверям мира игры и миража.

 

***

 

В зале игровых автоматов они сразу прошли к стойке обмена денег на жетоны. Хлестаков лёгкой небрежностью подал меняле сто новеньких, чуть ли не хрустящих долларов.

– На все, пожалуйста.

– Вам жетоны по десять долларов или по двадцать пять? – спросил сотрудник казино у знакомого игрока, с сочувственным пониманием того, что с такими деньгами он в заведении долго не задержится.

– Разве есть в них разница? – ответил вопросом на вопрос посетитель мира призрачных надежд.

– За двадцать пять больше вероятность выпадения трёх семёрок или тузов.

– Больше вероятность выпадения? Занятно… А мне так кажется, что если и есть здесь какая-то вероятность, то вероятность более быстрого проигрыша. Давайте по двадцать пять.

– Пожалуйста,– вежливо сказал меняла, подавая жетоны с вежливой улыбкой, готовой смениться на насмешливый взгляд, когда через пять минут беспечное настроение загулявшего коммерсанта закончится злой досадой на самого себя и на беспристрастную холодность электронных машин. Поэтому он, стараясь скрыть свой ироничный цинизм, ободряюще добавил,– Вы у нас, по нашим меркам, еще новичок, а новичкам всегда везёт. Особенно с пятницы на субботу, когда она на седьмое число седьмого месяца выпадает, как и сегодня.

Меняла слегка наклонил голову, чтобы спрятать свою лукавую насмешливость глаз и не нарваться на скандал, когда клиент, раздражённый неудачей, захочет сорвать своё недовольство. Кому же охота лишний раз стулом по голове получить? Синяки, полученные за длинный язык, игорное заведение не оплачивало и могло к ним свою зуботычину прибавить.

Сотрудник казино знал, что посетитель прекрасно видит его ложь, грубую лесть и тщету, предлагаемой надежды. Однако не принимал его ум в расчёт, потому что рассудок, омрачённой страстью, повинуется ей рабски и с наслаждением. Меняле почти никогда не приходилось много трудиться, чтобы продать максимум жетонов. Достаточно было немного помочь страсти посетителя, и он сам раскрывал портмоне.

Игрок с равнодушной решительностью взял блестящие монетки и подошёл к автоматам. Два жетона улетели почти мгновенно, а с третьим он занял выжидательную позицию, пропуская вперёд себя других завсегдатаев зала. Глядя на него со стороны, кто-то бы лишь иронически улыбнутся, а кто-то бы, из случайных посетителей (вроде инспектора по электросетям) слегка посочувствовал бы.

Заядлый игроман хотел обмишурить лукавого духа, живущего в казино. Обмануть того, кто сам вымыслил всякий обман. Сей лживый дух если и проигрывал по-маленькой, то только за тем, чтобы по-крупному выиграть. Чтобы столкнуть игрока вниз по чёрной лестнице. Да так, чтобы тот, без всякой задержки и надежды на спасение, летел кубарем до самого пекла.

Между тем его любовница, обменявшая двести долларов на сомнительные железки, понемногу выигрывала. И вот наконец-то, и третий жетон, как не берёг его игрок, внезапно провалился в бездонную пропасть.

– Последний жетон и домой,– с горечью проговорил Хлестаков.

– А мне везёт,– похвалилась Альбертина и радостно поглядела на ручеёк монеток, пролившийся в поддон автомата.– Уже три сотни выиграла. Подожди, когда я всё, с помощью твоих советов, проиграю. Пятьсот баксов – это десять минут, не больше.

– Эх, была, ни была… Будь, что будет,– с упавшим настроением сказал Хлестаков бросая жетон без малейшего сожаления и надежды,– Невелик убыток.

Внезапно автомат, точно прошила молния, и он, словно давясь от жадности, стал выбрасывать целый поток золотых монеток. Игрок ошарашено поглядел на нежданное счастье.

– Сколько же их здесь?

– Пятьдесят тысяч,– ответила изумлённая Альбертина,– Ты выиграл тройной Джек.

– Не может быть…

– Чего не может быть? Они перед тобой. Быстро всё забирай, и идём домой. Вернее не идём, а едем. На сегодня хватит.

– Да, правильно. Пошли, а то всё проиграем. Как пить дать – всё подчистую здесь оставим и твои пятьсот баксов тоже.

– И пошли быстрее, пока не поздно,– заторопилась любовница игрока,– Нужно уметь вовремя остановиться, как тому чудаку, который триста тысяч выиграл и уехал домой. Сейчас он богат и счастлив. И больше не играет.

– А мальчик-то и вправду везучий,– сказал Хлестаков, ссыпая жетоны в пакет, услужливо поданный смазливой сотрудницей казино в коротенькой юбчонке и с откровенно обнажённой грудью,– Нужно будет ему стольник дать. Пусть купит себе мороженное и брюки.

– Хватит только на мороженное.

– Да, детки пошли такие, что палец в рот не клади – по локоть отхватят. Слушай, Лена, а тебе приходилось в детстве сто баксов на мороженном проедать?

– А ты как думаешь? – спросила она и, оттирая мужа от ласкательных прикосновений девушки с сомнительным прошлым, повлекла его к стойке обмена.

Неожиданно сзади послышался громкий звон жетонов, падающих в жёлоб автомата. Хлестаков невольно обернулся и заворожено замер. Вот оно счастье. Только брось один жетон и озолотишься.

– Ничего себе. Еще один выиграл.

– Пошли домой, пошли. Нечего на чужие деньги глядеть. Своих хватает. Сегодня ты мне вдвойне нужен. И, сам знаешь, я получше этой девицы, на которую ты так тревожно заглядываешься. Можешь нисколько не сомневаться в своём весело-завялом обаянии. Я ко всему привыкла… Когда выиграешь, сонная муха. А когда продуешься, тогда ночь новобрачная. Страсть утоляешь, чтобы она тебя не изводила… Да, да… Такова наша жизнь, но не обижайся, пожалуйста. Это маленькая шутка. В действительности всё иначе.

– Ты – сущая язва египетская, а не женщина. Горгона ходячая. Любой праздник своим языком испоганишь. Давай еще по-маленькой сыграем.

– И всё снова проиграем. Я тебя знаю. Ты сам азартом заражаешься, и меня им заражаешь. Ты не сможешь вовремя остановиться.

– Но ты же слышала, что новичкам седьмого числа седьмого месяца везёт по-чёрному.

– Нашёл кого слушать… Менялу. Да он тебе на уровне символов такое устроит… И пиджак здесь оставишь. И заначка в галстуке не поможет.

– По-маленькой,– мягким, приятным голосом сказал игрок и с нежной настойчивостью обнял любовницу за талию,– Мне адреналин для работы нужен, чтобы мозг самосовершенствовался. Еще пару ставок, и уходим. Не волнуйся, зубы на полку класть не придётся. Если ухватил удачу за хвост, то рви золотые перья со всей силы.

– А могли бы уехать домой с деньгами,– обречённо вздохнула Альбертина. Она с бессилием почувствовала, что и сама потянулась к счастливым автоматам и затянулась в заманчивую, упоительную и сладострастную игру.

Они вернулись к хитроумным машинам, мигающими призывным ритмом разноцветных огней. Первым, с явным недоверием, начал Хлестаков. Неожиданно из пасти однорукого бандита посыпался целый поток жетонов. Они, точно обгоняя друг друга, спешили выпасть из железной утробы дельца, которого никто и никогда в тюрьму не посадит.

И тут же, следом за мужем, вступила в игру и дочь банкира. И ей повезло, но немного. А монеты сыпались и сыпались. Вокруг них собрался кружок из зачарованных наблюдателей и озадаченной охраны.

Время от времени Альбертина останавливалась и пыталась оттащить любовника к стойке обмена, но он упрямо дёргал железный рычаг. И лишь к полуночи, полностью обессиленный от игры, Хлестаков подошёл к стойке менялы.

– У вас два миллиона триста двадцать тысяч долларов. Получите, пожалуйста,– сказал сотрудник казино, даже не тщась скрыть зависти. Он протянул молодому миллионеру красивый дипломат и обратился к его жене,– А у вас двести тридцать семь тысяч. Получите, пожалуйста. Будем рады вас видеть в нашем казино и завтра.

– Вот теперь вызываем машину, и домой,– сказал Хлестаков любовнице.

– Почти бегом,– ответила она и попросила менялу,– Вызовете, пожалуйста, машину.

– Через десять минут она будет у входа, а пока вы можете отдохнуть в отдельном кабинете или в баре.

– Лучше в кабинете,– сказал Хлестаков.

– Вам что-то заказать? Кофе, вино… В ассортименте есть всё…

– Ничего не нужно,– отказалась Альбертина,– Спасибо за заботу.

Удачливые игроки, сопровождаемые охранником, прошли в шикарный кабинет, украшенный римскими бюстами и пальмами. В кабинете звучала тихая, красивая музыка. В воздухе витал приятный запах от дымящихся и сладко дурманящих ароматических палочек. В полукруглом, светло-зелёном аквариуме умиротворённо плавали экзотические рыбки.

Счастливые посетители казино сели за столик с фруктами и шампанским. Однако, несмотря на внешнее спокойствие атмосферы, Альбертина была взбудоражена и тревожна.

 

***

 

– За такие деньги и убить могут… Запросто,– с тревогой сказал удачливый игрок, – Завалят, как кабана, и бритвой по горлу…

– Не бойся. В казино нас никто не тронет и спокойно до дома доставят. Им лишние проблемы не нужны,– ответила ему Альбертина, стараясь оставаться спокойной, хотя на сердце сгребли кошки царапистыми когтями. И, желая вернуть себе прежнее весёлое настроение, шутя добавила,– Они своих «баранов» и без бритвы сумеют дважды подстричь. Всё равно почти все снова возвращаются и проигрывают еще больше.

Даже Достоевский не мог вовремя остановиться. Всё спускал до последнего. Да так, что у жены оставалась одна тёплая юбка или что-то вроде того.

– Быстрее бы подошла машина. Я чувствую какую-то опасность. Просто жжёт меня этот проклятый дипломат. Как-то мне неспокойно.

– Не нервничай. Меня тоже колотит, но нужно держать себя в руках.

Внезапно в кабинет вошёл молодой, респектабельный мужчина, держащий в руке новенький портфель из дорогой, толстой кожи. Своей смугловатой кожей и лёгкими кудрями он напоминал то ли итальянца, то ли цыгана. Он был невысок, худощав с острым кадыком и крупными венами на весьма упитанной шее.

Хлестаков с Альбертиной сразу же напряглись и насторожились, а вошедший человек весьма учтиво и с придворным достоинством представился

– Добрый вечер. Разрешите с вами познакомиться. Вы мне очень понравились тем, что сумели сохранить в столь горячей игре холодную голову. Это очень непросто и для большинства посетителей просто невозможно. Меня зовут Борис Леонардович Федотов. Акционер закрытого общества «Энерго-туР» и член попечительского совета благотворительного фонда.

– Здравствуйте,– нехотя протянул руку молодой миллионер,– Лев.

– Альбертина,– вежливо представилась его любовница а, явно желающая уйти поскорее с такой же ни к чему не обязывающей вежливостью,– Я только сейчас вас узнала. Вы недавно выиграли крупную сумму. Сегодня вас и не узнать. Как дела? Деньги целы?

– Всё прекрасно. Всё в полной сохранности. Даже успел перевести их в австралийские доллары, поскольку решил жить в небольшом поместье Австралии. Прекрасный климат, цивилизованная страна. Никакой постовой тебя прямо на дороге, да еще под монитором «раздевать» не станет.

Скажу честно, я детства мечтал о солнечной Австралии и вот моя мечта сбылась. Завтра улетаю в страну своей мечты, где зимой тёплый океан настраивает тебя на самое благодушное настроения, когда всем желаешь счастья и благополучия. Никаких забот. Радуйся, развлекайся и, если есть желание, философствуй. Не жизнь, а мечта инфузории-туфельки.

– А зачем сюда пришли? Проиграть мечту… И снова стать нищим и гордым.

– Что вы… Поместье у меня уже куплено. Счёт в местном банке открыт. Билет на руках. Просто пришёл попрощаться и сыграть по-маленькой. Но целый вечер сижу, а всё не решаюсь подойти ни к однорукому бандиту, ни в покер сыграть. Страшновато, почему-то… Кто знает, как карта ляжет?

Помните «Пиковую даму»? Тройка, семёрка, туз… Карта бита и Герман снова нищий. Снова то ли блажен духом, то ли одержим,– продолжал рассказ будущий австралийский рантье, стараясь придать своему бархатистому голосу искреннюю доверительность и интеллигентность.

Интуитивно почувствовав, что внимание собеседников захвачено, он перешёл приглушённые тона.

– А сыграть всё равно хочется. Ой, как хочется. Но хочется сыграть с приличными людьми и только по-копеечке. Нутро с утра горит, словно у пьяницы глотка с утра. Всего так и бьёт от внутреннего жжения. Сыграть бы разочек, пусть даже и в проигрыш…

У меня по природе очень горячий темперамент, и мне всегда хочется чего–то острого и яркого. Дело в том, что отец у меня итальянец, а мама из пригорода Мелитополя. Они вместе учились в институте, а когда закончили, тогда папа уехал, а я остался. И хотя моя мама хорошая рыбачка, но не всякую рыбу и сетью зацепишь. Особенно заморскую.

И ничего не поделаешь. Такова проза студенческой любви. Потому-то душа у меня тонкая и ранимая, романтическая. Я и Есенина читаю, и Гюго… И родился я играючи, и игру люблю. И вы её любите. Так давайте метнём банк по-копеечке. Из чистого интереса, не больше.

– Извините, мы уезжаем,– сказала любовница миллионера.

– Да, мы уезжаем. Извините, но мы не сможем составить вам партию.

– Жаль, очень жаль… А так хотелось сыграть на прощанье по-маленькой. Да хотя бы и проиграть все денежки подчистую,– «австралиец» призывно тряхнул представительным портфелем, точно ему не терпелось от него поскорее избавиться. Затем он, чуть ли не с досадой на столь цепкую и тягостную ношу, весьма убедительно продолжил,– Не жалко. Основные – то деньги у меня в Австралии. Я и взял-то только те деньги, которые проиграть совсем не жалко.

Помните, как Митя Карамазов зашил половину денег роковой Кати в ладанку и повесил её на шею, чтобы не прогулять? Так и я. Лишь с той разницей, что не в ладанку деньги зашил, в банк положил.

– Мы вас хорошо понимаем,– сказала Альбертина,– Но извините, мы уезжаем. Мы в свою «ладанку» еще ничего зашить не успели.

В кабинет вошёл сотрудник казино и подобострастно поклонился миллионеру.

– Машина подана.

Счастливые любовники встали и направились к выходу, а будущий австралиец открыл портфель, набитый долларами, и вытащил одну пачку.

– Вы здесь новички, а новичкам сегодня везёт по-чёрному. Может, всё же сыграем партейку? По-маленькой, по-копеечке… Карты от казино или ваши… Всего-то по-копеечке.

– Может, и вправду сыграем? – спросил счастливый игрок.

– Нет, поехали домой. В «ладанку» денежки зашивать. Пока есть, что зашивать. Хватит с нас копеечек. Завтра возьмёшь этот же дипломат, положишь туда, сколько не жалко и играй сколько влезет.

– Еще раз извините, но мы домой.

Огорчённый Федотов, уже ставший в душе австралийским рантье, призывно постучал пачкой денег по портфелю. Хлестаков, имевший в своём дипломате значительно большую сумму, всё же заворожено посмотрел на аккуратно уложенные доллары. Каждый раз, глядя на деньги, он тут же хотел взять их в руки и положить в свой карман.

– Только по-маленькой, по-копеечке,– совсем просительно, чуть ли не жалостливо протянул смугловатый любитель покера, закоренелый в своей страсти.

– Домой, домой,– решительно, с чувством приближающейся опасности сказала любовница молодого миллионера, не желающая за один час снова превратиться в заурядную аудиторшу.

– Давай еще разок, всего разок. У нас же денег больше, чем у него.

– Нам было бы лучше, если бы у тебя было бы побольше ума. Домой, и только домой. Завтра наиграешься. А если хочешь, и сегодня. Включил компьютер и играй.

– Дома не интересно. Не заводит. Здесь другое дело… Короче, я остаюсь.

– А я еду домой. Ты с ума сошёл. Ты всё проиграешь. Всё… Поехали домой.

– Нет, я остаюсь.

– Проводите, пожалуйста, меня до машины,– сказала Альбертина сотруднику казино и быстро пошла к выходу. На самом пороге она оглянулась с последней надеждой и встретилась глазами с мужем,– Одно утешение – полчасика побыла подругой молодого миллионера…

– Всё равно остаюсь,– упрямо повторил он,– Езжай домой, грей постель. Я скоро приеду. Новичкам сегодня везёт по-чёрному.

– Вот и прекрасно,– по-деловому заметил «австралиец», подошёл к столу, освободил место для карт и по-барски обратился к охраннику,– Человек, поставь шансон, чтобы нам было повеселее. Что-то вроде есенинского «Да, богат я, богат!» или, еще лучше, из белой эмиграции, чтобы душа пела и плакала.

 

***

 

На столе, заваленном деньгами, стояли полупустые бокалы с шампанским. Игра шла по-крупному. Нашла коса на камень.

– Ставлю сверху швейцарские часы,– сказал будущий австралиец и, сняв часы, положил их на стол.

– Отвечаю швейцарскими часами и немецкой зажигалкой,– устало произнёс Хлестаков.

Федотов озабоченно задумался и неожиданно для партнёра обратился к охраннику.

– Дай тысячу зелёных. Завтра верну.

– Проиграете,– спокойно заметил сотрудник казино,– У его подруги еще двести тысяч есть. Они вас задавят деньгами.

– Давай деньги, я тебе говорю…

– Даю, но только тысячу. Больше не дам.

– Раз вы играете его деньгами, то и я могу привлечь их со стороны. Так?

– Так, так… Сколько хочешь…

Заигравшийся Хлестаков достал телефон и позвонил жене, про которую вспомнил лишь поставив на кон все свои миллионы.

– Слушай, Альбертина, бери десятку и срочно возвращайся. На кону стоят все деньги. Он уже поставил свои часы и занял тысячу у охранника. Срочно приезжай. Возьмём этот банк и сразу домой,– торопливо заговорил игрок, с явной надеждой, что супруга, едва услышит о сумме ставки, тут же приедет, чтобы спасти их миллионы. Однако в ответ послышалось её раздражение, перемешиваемое со страхом.

– Ничего не дам и не приеду,– резко отрезала любовница,– Я свои деньги положила в банкомате на карту. Я не дура, чтобы такие деньги везти домой. Ничего не проси… Я тебя знаю. Ты еще свою печать с головой поставь, если она у тебя не работает.

В телефоне послышались короткие гудки. Мастер айкидо, недовольно прикусив губу, откинулся на спинку кресла и задумался. Удар противника шёл прямо под сердце, чтобы выведя его из строя, забрать всю добычу.

Нужно было мгновенно предпринимать ответное противодействие. Но сегодня, самое большое, что он мог унести с айкидо – это пуля в спину. И сейчас, когда всё кипит от возмущения, нужно уйти с небрежной улыбкой. Тем более, что завтра можно снова придти со ста долларами и есть шанс снова выиграть.

Охранник, почувствовав опасность, немножко отошёл в сторону и сделал едва заметный жест своим коллегам.

– А что у тебя за печать? – заинтересовано спросил его партнёр.

– Аудитора. Она не меньше ста тысяч зелени стоит.

– Ставь, принимаю в ответ, но с паспортом.

Мастер боевого единоборства, просчитывая свою комбинацию, несколько поколебался и, будто бы под каким-то наваждением, достал печать и паспорт. И медленно, сомневаясь в правильности своего шага, положил на стол свой документ и круглую печать.

– Ставлю.

– Слушай, принеси, пожалуйста, мне портфель из соседнего кабинета. Он лежит в шкафу,– повелительно сказал Федотов охраннику, который уже ожидал от него каких-то указаний. Игра явна заканчивалась. Взяв портфель, «австралиец», добродушно улыбаясь, достал из него одиннадцать пачек стодолларовых купюр и положил их на стол.

– Отвечаю и десять сверху. Чем будете отвечать? Машиной, дачей, квартирой? Или поедем к вашей женщине?

– С меня хватит. Паспорт с печатью выкуплю завтра.

– Могу и без денег вернуть.

– Хотите иметь еще большие деньги?

– Денег мне хватит. Без денег верну. По доброте душевной.

– Вериться с трудом.

– Людям желательно верить. Я же поверил тебе, что твоя печать денег стоит, и ты мне поверь. Действительно, почему твоя печать таких денег стоит? Скажешь правду, без денег отдам.

– Где гарантии?

– Какие здесь могут быть гарантии или ты забыл, где находишься?

– Хорошо. Расскажу, но сначала забираю печать с паспортом и часами.

– Договорились. Забирай и зажигалку, но если обманешь, тогда я тебя и из Австралии найду и на три аршина вниз спущу.

– С вашими способностями всё получиться шито-крыто и не сомневайтесь. Начало с пешки. Е2 на Е4. А дальше...

Хлестаков, взяв со стола свой последний проигрыш, нагнулся поближе к более удачливому партнёру и тихо заговорил.

– Есть такая тема… Узнаёшь через нужных людей о каком-нибудь уездном городке всю сомнительную подноготную, различную криминальную информацию на местных деятелей. Затем выходишь на близкого к ним человека, сидящего в губернском городе на высоком месте, с предложением что-то вроде аудиторских услуг. Ему, как водится, сразу же засылаешь всё, что положено.

Он звонит нижестоящим в уезд и договаривается о проведении аудита или какой-нибудь якобы очень нужной и срочной инвентаризации. Приезжаешь к особо важному лицу в уезде, знакомишься с делами и, как бы между делом, интересуешься о возможности купить у проверяемых что-то из недвижимости. Договариваешься с ними о сделке, покупаешь и тут же перепродаёшь.

– Небольшой навар.

– Не сказал бы. Они кидаются на откате. А если начинают лезть в бутылку, то ты все их махинации вспоминаешь. Но, чаще всего, до скандала дело не доходит, потому что и откат – это лишь приманка. В этом деле столько всяких вариаций есть, что и не счесть. Золотое дно.

– У тебя, наверняка, уже и городок подобран.

– Подобран.

– В долю не возьмёшь? Мы тоже можем хорошо пригодиться.

– Нисколько не сомневаюсь.

– Поработаем вместе?

– С вами? Спасибо, уже раз по копеечке сыграл. Но есть встречное предложение. Вы добавляет три тысячи «зелёных». Я рассказываю что и как, а затем сам улетаю на неделю в Египет. Остальное – ваше дело.

– Хитро… Но заманчиво. Что скажешь, Кеша? – спросил Федотов своего охранника Иннокентия Хлюдко.

– Чего говорить? Сладкий кусок. Честно скажу, что только услышал и сразу же почувствовал себя то ли уличным гопником, то ли босяком. Мы тут щиплем по чуть-чуть, а другие хапнут, так хапнут…

– Подписываешься?

– Да.

– Мы согласны. – сказал Федотов и дал Хлестакову три тысячи «зелёных», – но если что-то не срастётся, считай себя живым покойником. 

– Хорошо иметь дело с умными людьми. Всегда договоришься.

– Говори о деле.

– Вы про городок Дурницино слышали?

– Да.

– В нём есть журналист газетёнки «Плеть кентавра» Василий Железякин. Этого Железяку городничий Сквозняк-Мозгов кинул на гонорар, который был рубль с полтиной. Однако тот так всё дело обставил, что вернул свои денежки с лихвой и одна дамочка, подвалила к нему с жалобой на местного воротилу Серова.

Дескать, совсем от него нет народу никакого житья. Нормы выработки выше китайских, а зарплата – сущие гроши да и те выплачивает раз в два-три месяца. А стоит кому-то возмутиться, так тому бока намнут кулаками и железными прутьями. Даже охранников, которые будто бы пропустили с завода машину с «левым» товаром, вывезли лес и обработали битами. Одному ребро сломали, другому – челюсть.

– Наши люди.

– Об этом и губернской управе знали, но дело замяли, и Серов еще больше обнаглел. Стал казённый лес подворовывать тихой сапой. На рубль сворует, а казне убыток на сто целковых. Скоро одни пни в лесу останутся, негде будет и грибы собирать, а грибы в городишке – второй хлеб, посему-то Железяка снова в газетёнке памфлет тиснул.

И тут он видимо кому-то на «хвост» наступил и дали Серову индульгенцию – топчи газетчиков сколько влезет, никто и не заметит. И он решил «ушастым зайцем» за казённый счёт свои дела решить. Написал, куда ему сказали, но поначалу делу ход не дали. Всё само собой затихло. Задаром и сторожевой пёс на вора не гавкнет.

– Тогда он подмазал колёса, чтобы телега поехала.

– Провели какое-то исследование памфлета и получилось, что еще и Железякин вроде бы в чём-то вышел виноват.

– Ничего себе любимцы публики, матёрые крысы.

– И вызвали Желязяку туда, куда своей охотой никто не ходит.

– В дом скорби.

– И говорят, извинитесь перед Серовым и дело с концом. Мол, мы сами знаем, что его жаба душит, но нужно сего делового человека уважить, поскольку у нас инструкция. И показывают рукой в потолок. Железяка отвечает, мол, разрешите подумать. Пожалуйста, говорят. Подумайте на крылечке.

Выходит он на свежий воздух, а там бритоголовые добры-молодцы красноречиво дубинками постукивают по ладоням. Дескать, кого хочешь отоварим. Были бы деньги.

И ведут бритоголовые задушевный разговор. Вчера в болоте мужика с ножом б боку нашли. Бают, что правду искал. Это в нашем-то болоте? Оригинал. Только там ей и место. Это точно. А правда, что есть еще какой-то соискатель? Пойдём завтра за клюквой узнаем.

– А в лесу хозяин – медведь, – со знанием дела сказал Федотов.

– И пришлось Железякину примолкнуть.

– Теперь я буду спать вдвойне спокойно. Если такие деятели наверху сидят, то меня в рай без анкеты примут, поскольку в аду все места будут заняты.

– Хотел я их сам вразумить да вижу, что вы к этому делу более способны. Но знайте, там есть такие медведи, которые могут все кости переломать и не посмотрят на ваши заграничные пиджаки. Быстро мордой в грязь кладут и руки за спиной заламывают.

– Разберёмся. Таких наказать – всё равно, что молебен отслужить и Богу свечку поставить.

– Тогда вам и карты в руки. Вы с ними ловко работаете. А сделать всего лучше всего так…

Хлестаков таинственно приблизился к заинтригованному Федотову и начал еле слышно, но эмоционально говорить.

 

***

 

Выслушав Хлестакова, «австралиец» посмотрел на него с невольным уважением. Комбинация по получению денежных средств, несмотря на известный риск, была весьма заманчива и выгодна. Предлагаемое ему дело сулило получение миллионных прибылей не случайными хапками, а на постоянной и, что особенно важно, на вроде бы законной основе. Поработав в сфере подобной коммерции, с учётом всех возможностей, можно было и своё казино открыть.

– С такими делами я еще не сталкивался, но взяться за него можно и нужно.

– Тогда, если вам всё понятно, я домой пойду.

– Машину вызвать? Я оплачу. Свои люди... Сочтёмся… Угольками в аду.

– Спасибо, сам доберусь. Я рядом живу. Хочу немного подышать свежим воздухом. Никогда в жизни еще не получал такого удовольствия за сто долларов… И если свести кредит с дебитом, то окажется, что всё в порядке. Эти деньги были запланированы на развлечения,– Хлестаков встал из-за стола, протянул по-дружески руку и попрощался,– До свидания.

– До свидания,– ответил Федотов, не ожидавший, что его партнёр сможет столь равнодушно отнестись к проигрышу своих миллионов. Впрочем, чему удивляться, когда он и большими деньгами ворочает?

Когда проигравшийся игроман вышел из кабинета, обладатель его миллионов, укладывая деньги в дипломат, обратился к охраннику Хлюдко.

– И нам пора собираться. Кеша, помоги всё уложить.

Охранник с удовольствием стал собирать доллары в портфель.

– Красиво вы всё сделали.

– А я с детства люблю таких красавцев бить. Правда, по-честному говоря, сначала меня самого до семи лет крепко лупили. Было больно, обидно и не хотелось всю жизнь битым быть. Поэтому я с семи лет начал всерьёз занимался боксом. Поначалу всё лицо в синяках было, а потом сам научился синяки ставить и бить по болевым точкам.

– И заставили себя уважать.

– Да. Тогда-то и полюбил драться со всякими длинными наглецами, которые на всех сверху вниз смотрят. Подойдёшь к такому и начинаешь, прикидываясь дурачком, его злить. Он пытается щелчка дать, а я его снизу валю с двух ударов. И, едва он падает, я сразу же прыгаю ему на грудь. Хватаю одной рукой за горло, а другой рот начинаю рвать. Красивое зрелище и поучительное.

– Теперь вы бьёте сильнее... Хорошо у вас получается бизнесменов «валить». Вот и сегодня вы хорошо поднялись. Столько боксом не заработаешь.

– Да, сегодня удачный день,– сказал удачливый игрок,– Самый удачный день в моей жизни. А ведь я с хулиганки начинал, и вот до миллионов поднялся... Хотя я, послушав какие дела даже в провинции делаются, чувствую себя мелким подъедалой, который с барского стола кормится.

– Не с барского, а с разбойничьего. И смотрите не сглазьте. Дело еще до конца не сделано, и деньги в банк не положены.

– Деньги при нас, а остальное трын-трава. Скажи, чтобы подали машину.

Охранник достал телефон и позвонил на пост, находящийся у входа в казино: «Четвёртый, очисти вход и вызови машину». Через три минуты, когда вся валюта была собрана в дипломат и два портфеля, он получил нужный ответ: «На входе чисто. Машина подана».

– Поехали,– сказал Федотов, удовлетворённый удачной игрой. Для ощущения всей полноты счастья, он попробовал дипломат на вес.

«Солидная сумма,– отметил он про себя,– Вот теперь-то можно будет и по-настоящему отдохнуть. Моя «пенсия-рента» оформлена досрочно. Отдыхай душа безо всяких забот. Катайся по европейским курортам и живи в своё удовольствие».

Опытный игрок повелительно кивнул головой охраннику, тот взял портфели, и они вышли из кабинета. Неожиданно, у самого выхода к ним пристал уличный мальчишка.

– Дяденька, дай стольник. Тебе сегодня повезло.

– А жирно не будет?– спросил «австралиец».

– Не будет. Чего на него купишь? Одно мороженное.

– По пятницам я не подаю. Подойди завтра.

– А мне и сегодня кушать хочется. Голодно мне, дяденька. Помоги, мне и тебе помогут. Бог велел делиться. Кто подаёт нищему, тот даёт взаймы Богу.

– Не умничай. Бесполезно. Я ни в Него, ни чёрта не верю. Отойди в сторону, не путайся под ногами, шельмец.

– А во что же ты веришь? – настырничал мальчишка, приблизившийся к Федотову, надувшемуся от своей значимости.

– В стольник, который лежит в кармане,– самодовольно ответил «австралиец» у двери машины, почтительно раскрытой услужливым швейцаром.

Внезапно парнишка с натренированной ловкостью кольнул иголкой федотовскую кисть, которую тут же передёрнула нервная судорога. Дипломат упал на землю. Мальчишка мгновенно его схватил и бросился наутёк. Подбежав к соседнему дому, он кинул свою добычу в подвальное окошко и побежал дальше.

Охранники казино, ринувшиеся за ним, опоздали на несколько секунд. Мальчишки и след простыл, словно сквозь землю провалился.

Все двери подвала были заперты на амбарные замки, которые пришлось сдёргивать ломами, снятыми с пожарного щита. Однако поиски дипломата были бесполезны, поэтому Федотов был вынужден был возвращаться назад не солоно нахлебавши.

– Сбежал,– зло говорил он, вылезая из грязного подвала,– Где теперь его искать? С такими деньгами и дурак спрячется так, что сто лет ищи и не найдёшь.

– Можно найти,– ответил ему охранник,– Никуда он не денется. Мы местных уголовников знаем, а им вся уличная рвань наперечёт известна.

– Но всё равно, будут дополнительные расходы. И весь вечер псу под хвост. Работал, работал и ничего не заработал. Только ботинки сносил.

– Не совсем так. Вам же хорошее дело подсказали.

– Чего-то мне в него не вериться. Не было бы еще хуже.

– Не будет, и мальчишку найдём. Никуда он от нас не денется. Много ли он потратит? Сущую мелочь. Основная часть всё равно останется. Всё выдавим.

– Твои бы слова и Богу в уши.

– Спасибо, но я в ад не тороплюсь.

– А с аудитом дело всё же тёмное.

– Зато вы-то… Личность светлая. Вот и осветите его своим светом любви.

– Точно кошка глазищами погреб, когда хозяин дремлет?

– А вдруг получиться? У вас-то в колоде всегда пять тузов и две козырные дамы.

– Нужно хорошо подумать.

– Подумайте, подумайте... Дело, разумеется, сомнительное. Но кто нас в чистое дело пустит? Да и нужно ли оно нам, когда трудом праведным не построишь палат каменных? А нам-то в избах жить не хочется. Сделаем дело и в Австралию.

– Гладко говоришь.

– Врать не буду. И у меня интерес есть. Подниметесь вы, поднимется и мой оклад? Так ведь? Или не так…

– Так, так… Так и быть. Рискну немного. Деньгами и здоровьем. Послезавтра поеду покупать нужный диплом. Ты мне будешь нужен на неделю, но сначала разберись с мальчишкой. Он, скорее всего, не один работал.

Сам знаешь, что возле казино частенько всякая пьянь промышляет. Здесь и за тысячу зелёных могут на нож посадить. Голь на выдумку хитра... Сядут за бутылочку физики с лириками и такое придумают… Никакому уголовнику в голову не придёт. От этих бывших кандидатов одни неприятности. У меня так кисть передёрнуло, точно раскалённой кочергой прижгло. Возможно, иголочка не пустая была…

– И это проверим. Если будет кисть распухать, то сразу звоните врачу. Он вас устроит в нужную больницу. Сейчас медицина хорошая. Всё ампутируют и перевязывают отлично. И за хорошие деньги лечат по народным рецептам. Простуду мёдом и порез подорожником.

 

***

 

Когда Хлестаков вернулся домой, любовница, сладко раскинувшись на широкой и мягкой кровати, полудремала. Услышав открывающуюся дверь, Альбертина сонно потянулась со сладостной, слегка будоражащей изнеженное тело истомой. Представила себя Клеопатрой, и потянулась навстречу своему цезарю. Надела шёлковый халат со сказочными драконами и прошла в обширную прихожую, где горел мягкий свет золотисто-жёлтого ночника.

Увидев её, Лев лукаво улыбнулся. Её вопросы было не трудно предугадать, и он почти не ошибся.

– Сегодня снова ночь новобрачная или мне готовить кофе? – спросила счастливая добытчица двухсот тридцати семи тысяч долларов, чувствующая себя настоящей победительницей. В этот вечер ей очень хотелось подшутить над своим милым чем-то оригинальным. Так, чтобы он и всерьёз озадачился. Но не более чем на десять минут. Иначе ей самой тошно станет от его всевидящего гроссмейстерского взгляда, просчитывающего на несколько ходов вперёд.

– И сегодня, и завтра, и всегда,– весело ответил игрок, ласково приобнял Альбертину и поцеловал её с нежной страстью. Потом же, насладившись ответной нежностью проснувшейся женщины, сказал с лёгкой насмешкой,– Ты, как всегда, в одном репертуаре. Первый вопрос сразу же о деньгах…

– Разве? – будто бы удивилась она, ласкаясь к нему с привычной кошачьей вкрадчивостью. И, будучи женщиной с юмором, продолжила их шутливую игру,– Или ты думаешь, что мне без твоих слов не ясно, что всё по-прежнему?

– Да, всё по-прежнему красиво и радостно. Ты постель согрела?

– Согрела.

– Умница. А теперь, моя милая, сделай, пожалуйста, кофе. А я пока приму ванну. Хочется слегка расслабиться. Денёк был непростой. Но, всё сложилось так, что лучше и не придумаешь. Адреналин успешно работает на серое вещество. Всё словно по маслу.

– Кстати, а масло-то у нас закончилось.

– Это новый заказ?

– Только не надо коробок, пожалуйста… Итак весь балкон заставлен.

– Выкини лишнее.

– Лишнее… Запас карман не тянет. Мне и рефрижератор лишним не будет.

– Рефрижератор – это интересная мысль. Хорошо, я подумаю,– сказал Хлестаков и направился в ванну. И набрав воды, налил в неё душистый шампунь и сделал ароматную, красивую пену. Затем, блаженно расслабившись всем телом, еле заметно улыбнулся. Тёплая вода, приятный запах и предвкушение ласки любимой женщины создавали благодушное ощущение необыкновенного счастья.

День прошёл великолепно. Модель сработала. И он с удовольствием обдумывал следующую идею. Мозг, получив мощный толчок, работал ясно и быстро.

Теперь можно и в Монте-Карло слетать. Авось, и там повезёт, через пару лет или в следующей жизни, в которую ему хотелось верить. И вера его была чисто интуитивная и чувственная, похожая на красивую и причудливую фантазию.

В этой предстоящей жизни, которую он предчувствовал, наслаждения  будут еще более ярче близости с новой любовницей. В будущей жизни его ждут все земные радости и еще какие-то, возможные лишь в новом, еще неведомом ему состоянии счастья и безмятежности. Эта вера давала приятное предвкушение сладости без конца и без края, без забот и без всякой беспокоящей его мысли.

Ему всегда хотелось быть вечно-молодым и сильным зверем. Мудрым и умиротворённым. Живущим в тенистом, девственном лесу, где всё гармонично и уравновешенно вечным покоем. Кем-то вроде могучего льва, окружённого ласковыми и покорными одному ему молоденькими львицами.

И так ему было хорошо и мечтательно, что он едва не заснул в тёплой и благоухающей красивой пеной воде. Внезапно по всему тела прошла знакомая дрожь нетерпения. Поскорей бы… Да, хорошо быть хозяином жизни. Его ожидал мягкий кофе, нежная Альбертина, мягкая постель и наслаждение до полного изнеможения, точно в счастливом казино.

 

***

 

Потеря горностаевских миллионов, вначале столь существенно огорчившая «акционера закрытого общества «Энерго-туР», стала казаться ему совсем незначительной, когда он окунулся в деловой мир.

Оказалось, что вокруг него давным-давно крутились бешеные миллионы, а он их даже и не замечал. Более того, он был счастлив, потому что ему наконец-то удалось приблизиться к тем огромным состояниям, о которых Федотов только слышал или изредка читал в деловых газетах.

Теперь же, наскоро закончив ускоренные курсы и получив диплом, а затем и лицензию, Борис Леонардович стал ощущать себя весьма значительным лицом, допущенным к неким тайнам коммерческой жизни. А самое важное — у него появился шанс значительно увеличить свои сбережения.

И всё складывалось самым наилучшим образом. Начало с пешки Е2 на Е4 было удачным. Оставалось совсем немного — продолжить партию и получить денежный приз. Он чувствовал себя настоящим хватом, сумевшим поймать птицу удачи. Для верности он решил сработать под Хлестакова, обзаведясь всеми необходимыми бумагами.

А через две недели он вальяжно вошёл в кабинет Василия Григорьевича Лытарева, занимающего в солидном учреждении особо важное место. Кандидат в номенклатуру городка царственно восседал за большим дубовым столом, над которым висели красочные портреты первых лиц губернаторства и выше. Увидев Федотова, он приветливо улыбнулся, точно предвкушая получить что-то на сладенькое.

– Добрый день, Василий Григорьевич! – поздоровался свежеиспечённый «специалист» в сфере коммерции, многозначительно держа свой портфель из крокодиловой кожи.

– Добрый день, Лев Игоревич! – Покровительственным баском отозвался Лытарев, протягивая навстречу посетителю кабинета широкую, мягкую ладонь. – Рассмотрел ваше предложение. Бумаги у вас в порядке. Опыт у вашей фирмы большой, но всё же… Чем ваше уважаемое предприятие сможет  обеспечить наилучший аудит по сравнению с другими компаниями.

– Во-первых, у нас есть успешный опыт работы, как в нашей стране, так и за рубежом. В Чехии, в Румынии, в Австралии, в Африке… Во-вторых, мы готовы приобрести объекты, которые не приносят вам никакого дохода. Находятся в полуразрушенном состоянии и на сравнительно отдалённых от центра местах. Причём, не только приобрести, но и вложить в них деньги. Создать на их площадях современные производства. Они дадут городу деньги и рабочие места.

– Всё это очень хорошо, очень хорошо… Но всё-таки… Мы заинтересованы в наилучшем использовании даже неликвидных площадей. Сегодня они никому не нужны, а завтра на них может быть повышенный спрос. Экономика страны на подъеме… Наш международный авторитет растёт, а с ним растёт и привлекательность страны для иностранных инвесторов.

– Я уже говорил о нашем опыте в Австралии и в Африке. Мне довелось лично принять участие в этом достаточно сложном проекте. Посмотрите, пожалуйста, отзыв наших зарубежных партнёров.

Федотов достал из портфеля кожаную папку, набитую пачками незнакомой валюты, и положил её на стол. Латырев с интересом посмотрел на содержимое папки и, сделав удивлённые глаза, вежливо спросил:

– Скажите, пожалуйста, а нет ли у вас аналогичных рекомендательных писем от немецких партнёров? Австралия и Африка, знаете ли… Слишком далековато будет…

– Мы работаем по международным стандартам, и никакой разницы между немецкими и австралийскими проектами нет.

– Совсем нет?

– Разница, разумеется, есть, но в пользу австралийского проекта. Он был более серьёзным государственным заказом, который мы получили от своих давних партнёров в Австралии. Сначала мы реализовали частный заказ, а потом выиграли тендер на крупный заказ.

– Вы знаете… Европа всё же поближе… Попривычнее… Хотелось бы всё же получить рекомендации от ваших немецких товарищей.

– Как скажите, но там есть некоторые минусы. Сами понимаете, хотя стандарты мировые, во всём есть свои минусы. Там объект поменьше. Немного, но поменьше.

– Минусы, минусы… А нельзя без минусов?

– Там объект поменьше, – ответил Федотов и, огорчённо разведя руками, добавил – Немного, но поменьше.

– Ладно, иду вам навстречу, – согласился Лытарев и, набрал номер Сквозняк-Мозгова. Уездный городничий сразу же взял прямой телефон и хозяин кабинета сказал.– Здравствуйте, Акий Емельянович! Как ваши дела? Всё в порядке? Это хорошо… А порядок вы как контролируете? Юридический отдел… Это хорошо…

А аудит и инвентаризация на ваших предприятиях проводился? Нет… Это не есть хорошо. Я бы даже сказал – это совсем нехорошо. Вы же знаете, какие нынче времена. Да, контроль, контроль… Всё нужно тщательно контролировать. Время-то, какое… Вам нужно понимать. Всё… Поэтому вам желательно провести дополнительные мероприятия. Разумеется не силами местных фирм. Кого порекомендую? Есть кого порекомендовать. Фирма «ЕАд».

Всё будет в порядке. Приедет свой человек, но всё равно лишнего не болтайте. Приедет Лев Игоревич Хлестаков. Что вы смеётесь? Нет, вы не смеётесь, я это чувствую, хотя не вижу вас. Внутренне смеётесь.

А он, между прочим, хороший специалист высшего уровня. Международный диплом и всё остальное. Недавно проводил мероприятия финансового контроля государственного предприятия за рубежом. У него великолепные рекомендательные письма. Секретарша вышлет вам их вместе с копиями лицензий по факсу. Хорошо, договорились. Приеду к вам по осени на рыбалку. До встречи.

Лытарев неторопливо положил трубку, размышляя вслух, произнёс:

– Да, есть всё же какие-то сомнения по Австралии и Африке…

– Я вам позвоню после обеда, когда вы сможете всё тщательно обдумать, взвесить, ещё раз проверить. Думаю, что вы не пожалеете о нашем сотрудничестве. А после выполнения аудита, я снова подойду к вам и с рекомендациями от немецких партнёров. Возможно, у вас найдётся ещё какой-нибудь заказ для нашей фирмы, чьей работой довольны все структуры. Наш аудит – это работа европейского уровня по ценам нашей страны.

– Тогда другое дело. Выполняйте этот заказ и милости просим с рекомендациями от немцев… К тому времени я ещё подберу вам приличный заказ. Будьте здоровы!

Удовлетворённый ходом привычного дела Лытарев, доверительно протянул руку для прощания. Федотов пожал её с уважительным почтением.

– До свидания, Василий Григорьевич! Было приятно с вами познакомиться.

Когда Федотов ушёл, Лытарев переложил пачки банкнот в карман пиджака и с укоризненным сожалением проговорил: «Ох, уж эти международные фирмы. Вечно у них какие-то минусы…».

 

***

 

А через неделю весь уездный городок был взбудоражен приездом аудитора. Одни говорили, что он двухаршинного роста, ходит со старомодным песне и зол, как цепной пёс. Другие возражали, мол, он самого обычного роста, ласков и обходителен, особенно с дамами и дароносителями. Третьи доказывали, что приезжий из благородной семьи, очень строг к бухгалтерским отчётам и с его мнением считаются даже важные персоны, распределяющие казённые подряды.

Обсуждали его и в доме городничего Сквозняк-Мозгова, который поделился свежей новостью с супругой Ириной Львовной и дочерью Людмилой, уже доспевшей до крупных прыщей и своего особого мнения.

– Нужно бы его в гости пригласить – сказал глава семейства.

– И мне новое ожерелье купить. Не могу же я в старом ходить, которое уже все облезло. Купи, купи, пожалуйста, будь добреньким, – напомнила ему об отцовских обязанностях дочь, ластясь к нему ласковой кошечкой, – Ты же хороший, я знаю…

Глядя на неё, Сквозняк-Мозгов смягчился и, памятуя, что и просьб Людмилы отвязаться  совсем непросто, свеликодушничал:

– Может быть и зайду в ювелирный, если будешь себя смирно вести. Без слёз… Не люблю, когда вы вдвоём в два голоса из меня всю душу своим криком вынимаете.

– И про меня, голубчик, не забудь, – с ласковой настойчивостью сказала Ирина Львовна и добавила тоном, не допускающим и малейших возражений. – К ювелиру со мной пойдёшь. Сама знаю, что нужно купить. А гостя лучше сначала на обед позвать, чтобы он немного у нас пообвык, а потом и на ужин.

– А я столько про него интересного сегодня узнала. Не поверите, – с самым заговорщицким видом сказала Людмила.

– И что же? – с явной тревогой и любопытством спросил её отец.

– Он оказывается настоящий Корейко. Мильёнщик. Позавчера с нашим губернатором выставку картин открывал. Молодой, красивый, такой весь интересный мужчина. Хоть из юбки выпрыгивай.

– Я тебе выпрыгну без моего дозволения! Ишь, какая кобыла. Кошка драная, а не девка. Одни амуры на уме. Я тебя выучу!

– Ты опять грубости говоришь, будто бы у себя в кабинете директора рынка за гири с дырками распекаешь, – сказала Ирина Львовна.

– Действительно. Я стараюсь тебе помочь, а ты на меня кричишь. Я могу и не говорить, что он деньги мешками возит. Ах, как он мне нравится.

– Мешками?! – удивился хозяин дома и городка. – У него чего, нет кредитной карты? Тогда какой он мильёнщик?

– Самый настоящий. Мешками возит потому, что…

– За все услуги сразу наличными рассчитывается. Чего тут непонятного?! Можно подумать, что сам не знаешь, – со знанием дела продолжила Ирина Львовна.

– Хотелось бы на эти мешки посмотреть, да в них заглянуть.

– Скажи лучше, сразу руку засунуть, да не пустой вытащить. Я тебя знаю, зачем ты любишь в чужие мешки заглядывать,– сказала Ирина Львовна.

– Тоже скажешь. А на какие шиши тебе французское платье с духами покупаю? А? Не говори, что не знаешь.

Возбуждённая предвкушением праздничного веселья Людмила достала из своей дамской сумочки фотографию Федотова и, восторженно залюбовавшись, проговорила:

– Ах, какой он всё-таки красавчик! Такой молодой и миллионер! Я в него точно влюблюсь! Я теряю голову…

– Я тебе влюблюсь! Ещё роман с ним закрути! Потом все будут говорить, что я свою дочку под аудитора подстилаю.

– Мама! Чего он меня обижает?! А-а-а! Я сейчас заплачу!

– Думай, чего говоришь, дубина стоеросовая! Кому же молодые миллионеры не нравятся?!

– Она же не в него влюбилась, а в его миллион, – попытался оправдаться Сквозняк-Мозгов, вставая с кресла и начиная медленно двигаться к двери.

– Вы, как всегда, вульгарны, а нынче особенно – сказала Ирина Львовна, вставая в нападающую позу и подпирая бёдра ладонями.

– А он мне нравится, нравится! Я буду с ним крутить роман, буду! А-а-а!

– Ах ты бестия в короткой юбке! – Громко, но нерешительно проговорил отец семейства, – Вырастил дочь на свою голову. Чистая мамаша в молодости! Такая же голосистая.

– Ты чего такое говоришь, ирод окаянный!!! – взревела от возмущения Ирина Львовна, решительно наступает на супруга,– Можно подумать, я девка рыночная. Ты забыл, кто тебя в кресло пристроил? Сколько мой дядюшка за место отвалил, кому положено?!

– Я с ним ещё три года назад рассчитался с процентами, да ещё с такими процентами…

– Посмотрите, люди добрые… Что он вспомнил. Я тебе сейчас ещё не только это вспомню! Да за такие слова я, хоть и из благородного семейства, все глаза тебе выцарапаю!

– Только сунься со своими ручонками! – Явно перетрусив, ответил её муженёк и уже на пороге открытой двери многообещающе полушёпотом добавил. – Вмиг обломаю!

– Ладно, прощаю. Я сегодня добрая. Ступай к ювелиру, искупай кошельком вину. А я посмотрю, как сильно ты меня любишь.

– И ожерелье купи! – Громко, напоказ заревела Людмила.  – Купи! Купи мне ожерелье! Изверг, а не отец. Дочку мучает! А-а-а!

Городничий юрко исчез за дверью, а вслед ему понеслось грозное наставление сердитой супруги.

– В своей конторе будешь командовать, а дома мы хозяйки!

Потом городничиха величественно вернулась в своё кресло и победно поглядела на свою дочь.

– Учись, милая уму-разуму у матушки. Не ошибёшься.

 

***

 

С самого начала рабочего дня кабинет городничего был заполнен местными деятелями всевозможных сфер. Некоторые, по случаю чрезвычайной ситуации, пришли в форменной одежде. Сквозняк-Мозгов держа в руках толстый том из собрания, медленно, почти про себя прочитал:

– Николай Гоголь «Ревизор», комедия.

Затем, внимательно поглядев в глаза сидящим, хмуро и громко продолжил:

– «Я пригласил вас, господа, чтобы сообщить пренеприятное известие. К нам едет…» финансовый инспектор Хлестаков. К счастью, не инкогнито и без секретного предписания.

– Случайно не Иван Александрович, петербургский чиновник с подорожной до Саратова? – поинтересовался начальник пожарников Тихон Митрофанович Нетребко.

– Не больно-то умничай. У тебя-то бардака хватает. Твои архилодыри если водку не кушают, то спят напропалую. Да ещё кроликов во дворе развели. Вы бы ещё корову с козами завели, чтобы от мычанья да блеяния просыпаться. Такие архаровцы при красных бочках подвизаются. И не знаешь, что лучше, когда они спят или бдят. Лишь протрут глазёнки и давай шастать туда-сюда, туда-сюда, а арендаторы от них как тараканы разбегаются. Чем дальше и быстрее, тем лучше и на душе спокойнее.

Твоим огнеборцам, чтобы денег заработать пистолета с полосатой палкой не нужно. Достаточно одной инструкции. Если нет огнетушителя – плати штраф. Если есть – не там повесил – снова штраф. Повесил куда нужно – почему к нему подход загорожен стулом – снова давай деньги.

Посему молчи в тряпочку и не умничай. Один куст потушишь, а бензина спишешь, как на американский Конгресс. Или забыл, сколько ты бензина списал на лесные пожары, когда весь прошлый август одни дожди были? Тоже мне знаток Гоголя выискался! И не делай зря умное лицо, всё равно глупость сморозишь.

– Ох, беда, беда лютая… То-то мне сегодня всю ночь чёрная, гладкошёрстная кошка снилась. Орала как дикая или голодная, – горестно вздохнул Сева Тлейтуз, главный специалист по городскому хозяйству.

– Лучше бы вам, Сева Нилыч, хотя бы раз приснилось, что у вас грязи в городе нет, и бродячие собаки из переполненных мусорных баков не растаскивают разорванные пакеты по всем улицам. Затопленный подвал на Белозаводной приведи в порядок. Там уже стены идут трещинами. Не ровен час рухнет, тогда горе будешь вёдрами черпать. И крыши залатай, чтобы они не текли и зимой, и летом.

Неизвестно, с какой дополнительной инструкцией сей финансист приедет. Будет проверять одно, а кляузу на весь наш бедлам состряпает. Знаю я этих бумагомарак. Все они с хитрым изворотом сделаны. 

– А мы ему в «Верти Педалью» банкетик с дамами организуем. Танцы, амуры со стрелами… Ля мур…– предложил Тлейтуз.

– Вы сначала перед «Верти Педалью» лежащего полицейского в нужный вид приведите, а том скоро и на танке не проедешь. Он у тебя как ёж противотанковый – железными щитами в разные стороны. Да дворников из их подвалов выгони, где они домино сутками зашибают. Пусть центральную площадь как следует выметут, да авторитету бедноты башку с шампунем вымоют, а то там голуби больших и издали заметных дел наделали. Стыдно и неудобно за памятник старины.

Не забудь, нелегалов с рынка убрать. Нечего им глаза добрым людям мозолить. Ведь в столице, как водится, вся эта толи…, вот слово-то дурацкое…, одна странность, лишь на бумаге, а в жизни, как и у нас. А у нас сам знаешь как. Кругом сплошная свалка. Грязные шприцы, да ломаные ящики. Ты же, как я погляжу, и на ходу спишь. Почему у тебя в парке снова половина фонарей разбита, когда там до полиции сто шагов пенсионера без пенсии?!

– Да мы же в тот вечер квартального в клуб на дискотеку послали. А он там, как сущая бестия, в актёрской гримёрке накушался горькой с молодёжью, вот и вышло недоразумение – стал выкручиваться Тлейтуз.

– Чего же тогда нос трёшь? Ещё хочешь что-то соврать? Смотри у меня, шельма! Не попадайся под горячую руку, а то сам у тебя инвентаризацию проведу. Кстати, насчёт её… Ты смотри, напомни всяким словом сантехникам да слесарям, чтобы с дуру не сказали чего лишнего о ремонте крыши. Не забыл о какой? Той самой, которую согласно моей записке, ураганным ветром сорвало.

Мы её отремонтировали, и все деньги, отпущенные на ремонт, в соответствии с расчётной ведомостью потратили.

И не криви так рожу, смотреть противно. Ты своё получил. А будешь кривить, каждый день будут чёрные кошки сниться.

– Но сон-то в руку. Вот помню мне однажды…– сказал Алексей Валерьевич Серов, имевший крупную аренду в лесных угодьях.

– А уж вам, Алексей Валерьевич, желательно в ночных видениях увидеть, что у вас лес от города тракторами отпахан, да чёрные лесорубы вывелись. Чтобы хотя бы в вашем сне в лесном хозяйстве был бы порядок, а ворьё вывелось.

Вы уж там совсем обнаглели. В прошлый раз, когда проверяющий приезжал, постовой прямо у лесовоза свою мзду получал мелкими купюрами. Даже в машину поленились пройти. Ни сторожить, ни воровать толком не умеете, а туда же. В избранники масс лезете.

– Как на заимку с друзьями, так и десяти лесовозов не заметите, когда эти ухари перед постом «капустой» трясут, а как в кабинете, так сразу втык. – С нескрываемой обидой и напоминанием сказал Серов.

– Вы, Алексей Валерьевич, слишком близко к сердцу всё не принимайте, на всё же и меру знайте.

В кабинет вошла секретарша, держащая в руках измятую бумагу.

– Акий Емельянович, снова телеграфная лента заедает. Никак не могу отправить ваше распоряжение о дополнительных мерах по благоустройству города по предприятиям.

– Что за народишко, эти наши торгаши? Говорил же в «Умельце», что лента телеграфа заедает. Почему они так медленно думают?! Тихон Митрофанович, загляни к ним, пожалуйста, на минуту. Мне помнится, у них огнетушитель вверх ногами висел…

– С превеликим удовольствием. Научим их правильно огнетушители вешать.

– Все всё поняли?! Кто чего не понял, тому второй раз говорить не буду. Сразу помогу освоить должностную инструкцию в полном объёме. И смотрите в оба, чтобы кто-то чего-то напутал, – грозно, насупив густые брови, сказал городничий.

– А сообщение, – робко напомнила секретарша.

– Сходи к нотариусу, от него отправь.

Все местные деятели тихо встали и с глубокой озабоченностью вышли из кабинета, а Сквозняк-Мозгов ненадолго погрузившись в задумчивость, вздохнул с тяжёлой досадой.

– Эх, придётся и мне сегодня по городу пешедралом пройтись, рыло начистить, чтобы не забывали, кто в городе хозяин и не болтали лишнего…

 

***

 

Продавцы рыночной площади городка пришли в полнейшее смятение, робость и недоумение. Сам Сквозняк-Мозгов и квартальный надзиратель проверяли весь вещевой рынок от лотка мелкого торговца башмаками до лавок с женским бельём. Проходя мимо закусочной, городничий возмутился с самой недовольной физиономией.

– Сплошное безобразие… Так, того горбоносого, который мне свои зубы нагло скалил, чтобы сегодня же и духу не было.

– У него разрешение ещё на месяц – ответил квартальный.

– Ты чего не понял? Ты только посмотри на его разбойничью рожу, вылитый злодей.

– За одну рожу не привлечёшь.

– А ты не знаешь, что он из-подполы палёной водкой торгует, которой работяги травятся?! Я знаю, а ты нет? Или тебя эти работяги не кормят? Видно зря я ваше ведомство надбавку выделил. Пора её сокращать.

– Как сокращать?! Добавлять нужно. А этого… Сегодня закроем, раз мордой не вышел.

– Подчисти, подчисти здесь хорошо. Сущая клоака, а не рынок.  Черным-черно от всякой грязи.

– Подчистим. Где ещё нам подчистить? Везде подчистим. Были хорошие мётлы да всякие совки для разного мусора. Наше дело не пахать, мётлы взяли и махать.

– Хорошо ты сказал. Да, не подумал. Я тебя послушал, а теперь ты, братец, меня послушай. Как получилось, что в прошлом году на лесозаводе пьяного работягу засыпало опилками и его за ворота вынесли, чтобы страховку не платить? Ты куда смотрел?. Не дай Бог, сейчас это дело поднимется.

– Не поднимется. Мы всё как положено оформили.

– Оформили-то вы как положено, но его жена-то видела, что он был весь в опилках. Ведь этими злосчастными опилками у него весь рот и нос забит. А вдруг она прознает про этого проверяющего, да к нему с жалобой намылится. Что тогда? Вы набедокурили, а мне за всё отвечай?!

– Понял. Всё сделаем. Не дойдёт. Административку и в «обезьянник».

– А мне ты зачем об этом говоришь? Ты мне этого не говорил, а я не слышал.

– Как скажете, так и будет. Нам всё равно, что делать. Дубинкой почки разминать, бумагу писать – шла бы выслуга.

Подойдя к открытой закусочной, городничий брезгливо повёл носом, а квартальный показал кулак хозяину, стоящему у стойки. Кормитель рынка вежливо поклонился представителям городской управы и приветливо замахал рукой, приглашая за свободный столик:

– Добрый дня, вам халоший гаспадин! Скушай лепёшку с мясом. Без денег, вы начальник, а я маленький человек.

– Знаю я твою лепёшку из бродячих собак! – усмехнулся Сквозняк-Мозгов.

– Какой сабак?! Я покупай молодой барашак и делай лепёшку. Всем вкусно… А собак по улицам ходют. Моя их не ловил.

– Врёшь, бестия. Сам вчера видел, как ты какую-то жучку к себе подманивал.

– Барашек далеко, а сабак близко. Зачем далеко ходить, когда подать платишь,– лукаво засмеялся хозяин закусочной, – Подать весь плачу, без задержек…

– Как он у тебя? – спросил городничий у квартального.

– Скажу как на духу, – Весьма решительно и строго начал надзиратель, но, завидев две зелёные купюры, втихаря показанные хозяином заведения, несколько смягчился, – Весьма приличного поведения. Всегда услужит и без претензий.

– Достоин быть, но скажи этому братцу, что на недельку ему нужно убраться. А после, когда буря в стакане воды утихнет, пущай сокращает поголовье бродячих собак, но неприметно.

– Как скажите, так и будет.

– Захади вечером к нам сабак кушать, – смеясь предложил квартальному еще более повеселевший владелец закусочной. – Толстая жучка вчера на шампур попала. Совсем толстая с харошим ашейником. Чистый сабак, не бэспакойся.

– На собаку хочешь остаться? – Ехидно спросил городничий у квартального.

– У меня есть тут одно дело.

– Тогда оставайся, кушай лепёшку.

Сквозняк-Мозгов, которому уже изрядно поднадоело ходить по рынку, пошёл на выход, а квартальный присев за столик, поманил к себе знатока собак.

 

***

 

Завершив наведение порядка в торговых рядах, Сквозняк-Мозгов зашёл в серое, солидное здание, в кабинет к Карманову, носящему фризовую шинель и зимой, и летом, и слывшему среди местных жителей серым, суровым кардиналом городка. Городничий же, несмотря на серьёзный авторитет служивого человека, обратился к нему по-домашнему:

– Здравствуй, Фадей Вячеславович.

– Здравия желаю, Акий Емельянович. – ответил по-казённому строго Карманов.

– Как дела?

– Дела подшиваем.

– Тут приедет к нам специалист по финансам…

– Уж звонили, знаю.

– И тебе звонили?

– А вы как думали? Просили оказать всевозможное содействие, – сказал Карманов, нагоняя страху и тумана.

– Какое?! – спросил городничий, чувствуя, что душа уходит в пятки.

– А вот этого даже вам…– ответил Карманов, и, выдержав продолжительную паузу, словно делая большое одолжение, добавил, – сказать не могу. Не положено.

– Ты чего, дорогой? Мы и на охоту, и рыбалку завсегда вместе. Чего там? Не томи душу, говори. Не важничай. Сам знаешь, за мной не пропадёт. И так на душе тошно. – Просительно, чуть ли не заискивающе заелозил Сквозняк-Мозгов.

– Ещё ничего не сказали.                                                                                      

– Ты его, пожалуйста, прощупай. Но только очень аккуратно.

– Посмотрим, что за птица, какого полёта. Пробьём номера машины, и сразу всё станет ясно.

– Если чего, ты, пожалуйста, просигнализируй.

– Когда дело сошью. Для вас-то не нужно дело сшить? – спросил Карманов и внимательно поглядел в глаза Сквозняк-Мозгов, – У меня хорошая коробка для сшивания дел. Чего вы побледнели так сразу? Шучу.

– Ну и шутки у вас, Фадей Вячеславович. Не будь у меня заслуженной плеши, то, наверное бы, сейчас поседел бы.

– Посидеть ещё успеешь, не спеши.

– Если будут какие-то вопросы, звоните. Всегда поможем. Кстати, вам пора ремонт в здании сделать.

– На рыбалке потолкуем. До встречи.

– До свидания, Фадей Вячеславович, – растерянно сказал городничий, чувствуя, словно с него сдирают кожу. Ни жив, ни мёртв он поплёлся домой, чтобы отлежаться от всех бед на диване.

 

***

 

Однако и дома покоя он не нашёл, поскольку Ирина Львовна с Людмилой сидели в гостиной и обсуждали свои женские дела. Сквозняк-Мозгов по-тихому, как тень прошмыгнул в кабинет, а жена с дочерью даже не обратили внимания на его приход.

– Ты и правда решила с ним роман закрутить? – спросила Ирина Львовна.

– Ах, мама, мама, – весело ответила дочь и насмешливо напела, – Люблю китайца Вана, да и француза Жана! Моя любовь до пьяна… Почему бы и нет? Я же показывала тебе его фото…такой красавчик.

– Знаю я этих красавчиков, у которых в каждом уезде по две походно-выездных жены.

– Что мне до его жён?! Он, кстати, не женат. Я уже его и по этой базе проверила. Всё в порядке. Свободен. Пора и ему на шею хомут вешать.

– Какая ты шустрая! Даже я в твои годы такой не была. Как у вас всё быстро делается. Смотри, чтобы он тебе ничего не повесил и ничем не «наградил».

– Нашла, что сказать. Сейчас время другое. Сейчас всё нужно делать быстро. Кто не успел, тот опоздал.

– Посмотрим, посмотрим, что у тебя получится.

– А какие он чудные стихи в столичном альманахе напечатал! Ты только послушай… Цветок души моей! Тобой не надышаться! Ты аромат небес, всех полевых цветов… Шарман, не правда ли?!

– Сама-то поняла, что сказала?

– Мама, не будь занудой.

– И как ты думаешь его окручивать?

– Сначала уси-пуси… Высокая поэзия, а потом за шиворот и на сеновал, когда будем на охоте или рыбалке. А утром – я не виновата, он сам пришёл…

– Дитё… Прошли те времена, когда можно было так окрутить.

– Не прошли, а только начинаются.

– Что ты говоришь. А я-то думала, что акселерация не только девочек коснулась, но и мальчиков немного.

– Есть секретное оружие, которого у вас не было.

– И какое?

– Волшебное. Оно делает и самую простую девушку столь необыкновенно привлекательной и незабываемой, что её не только запоминают на всю оставшуюся жизнь, но и всегда желанной.

– Мне кажется, что я догадываюсь об этом волшебном оружии. Оно выдаётся в аптеке без рецепта и лицензии. Мой-то как про это дело говорит? Не можешь сам, положись на химию, – со знанием дела сказала Ирина Львовна.

– А мальчики-мажоры кричат и шепчут – не можешь положить сам, положись на химию.

– Это всё прогресс. Скоро будем «почковаться». Никаких улю-пуси.

– Мама. Зачем ты так всё… Я же ещё совсем маленькая. Мне романтики хочется. Стихи, цветочки.

– Будут тебе на сеновале и стихи, и цветочки. Я принесу, если он не догадается…

 

***

 

На следующий день служебный кабинет Сквозняк-Мозгова снова был заполнен руководителями городских служб, контор и предприятий. Едва началось совещание, и кокетливо вошла смазливая секретарша в полупрозрачной блузке и в лёгкой юбке на две ладони выше колена.

– К вам специалист по финансовому контролю Лев Игоревич Хлестаков.

– На чём приехал? – поинтересовался городничий.

– На роскошной машине, вроде броневика.

– Зови.

Секретарша выскользнула за дверь и через минуту в кабинете появился улыбающийся Федотов, уверенно поздоровавшийся с градоначальником.

– Добрый день, Акий Емельянович!

– Здравствуйте, Лев Игоревич! Я ознакомился с документами вашей фирмы и вашими рекомендациями, которые вы представили Василию Григорьевичу. Всё в порядке мы готовы сотрудничать с вашим предприятием.

– Наша фирма гарантирует вам европейское качество по отечественным ценам. Вы будете всем довольны. Мы настроены на долговременное сотрудничество.

– Позвольте вам представить руководителей предприятий, которые нуждаются в финансовом оздоровлении в первую очередь. Тихон Митрофанович Нетребко – пожарник.

– Тихон Митрофанович, рад нашему знакомству, – Нетребко резво приподнялся с кресла и доброжелательно протянул руку для рукопожатия.

– Лев Игоревич, взаимно рад. Кстати, а почему у вас на входе полуоткрытый огнетушитель вверх ногами висит? Он, наверное, пустой или просроченный…

– Почему, Тихон Митрофанович? Или вы только жалование за пожарный надзор получаете, – встревоженно спросил городничий.

– Но как я вам скажу, что у вас на входе просроченный огнетушитель вверх ногами висит, что обо мне подумаете?!

– А может быть и не пустой. Я же ещё ничего не проверял – сказал, лукаво улыбаясь Федотов.

– Тихон Митрофанович, разберитесь, – строго сказал градоначальник и продолжил представлять присутствующих. – Сева Тлейтуз – специалист городского хозяйства.

– Сева Нилыч, – делая полупоклон, сказал Тлейтуз.

– Лев Игоревич.

– Алексей Валерьевич Серов – крупнейший арендатор лесного хозяйства, благодетель неимущих и гимназии.

– Алексей Валерьевич. Приглашаю вас в выходные на нашу заимку. Будет хорошая рыбалка.

– Обязательно порыбачим вместе…

– Кстати, где вы устроились? Есть ли какие-то личные просьбы? – гостеприимно спросил городничий.

– Устроился на даче своего друга. Всё хорошо. Да вот только одна незадача. Даже не знаю, удобно ли с такой мелочью обращаться  к вам?

– Говорите, не стесняйтесь.

– Недавно вернулся из зарубежной командировки, где наша организация выполнила крупный государственный заказ, и не успел ещё разменять их доллары, которые получил, на рубли. Не могли бы вы попросить кого-то из ваших сотрудников поменять в банке три тысячи долларов на рубли?

– Пожалуйста, – с готовностью отозвался Сквозняк-Мозгова, поднял телефонную  трубку, деловито набрал номер и сказал. – Елена Ерофеевна, зайдите, пожалуйста.

Положив трубку, он пояснил Федотову:

– Это наш главный бухгалтер.

В кабинет вошла элегантная Елена Ерофеевна, одетая в брючный костюм с причудливой расцветкой.

– Елена Ерофеевна, зайдите, пожалуйста, в банк и разменяйте доллары Григория Александровича на рубли.

Федотов протянул бухгалтеру пачку денег, которую она взяла, словно гремучую змею, стремительно пересчитала и ушла.

– Благодарю, вас.

– С чего начнём наше сотрудничество? – спросил городничий.

– Для начала оформим договор, а затем начнём работу по предприятиям. У нас есть типовой договор. Пригласите, пожалуйста, вашего юриста для ознакомления с условиями нашей работы.

Сквозняк-Мозгова вызвал по телефону юриста:

– Марина Витальевна, зайдите, пожалуйста.

Юрист появился в кабинете с красивой кожаной папочкой.

– Вот наш типовой договор. Рассмотрите его, пожалуйста. Всё ли вас устраивает, – сказал Федотов, передавая свои документы.

Марина Витальевна села за стол и стала скрупулёзно читать договор. В кабинет вошла Елена Ерофеевна, которая передала деньги Федотову. Тот, не проверяя их, положил пачку купюр в карман пиджака. Между тем, юрист, ознакомившись со всеми пунктами договора, в том числе и со штрафными санкциями, сказала:

– Всё как положено.

– Время обеда, – сказал городничий, благодушно посмотрев на часы. – Лев Игоревич, не окажете ли честь своим присутствием на домашнем обеде? Всё будет просто, по-домашнему.

– Благодарю вас, и охотно принимаю ваше предложение.

– И вас, господа, я приглашаю на обед.

 

***

 

Возле пивной, стоящей рядом с обувной фабрикой, работяги пили пенистое пиво, слегка разбавленное водой. У одного из круглых столиков, стоящих на железной трубе, франтовый станочник Сеня, мужичок с ноготок и каблучник Босинков, подвязавшийся на профсоюзной ниве, трепались о городских новостях.

– Брешут, к нам едет ревизор, – многозначительно сказал Сеня.

– Не брешут, уже приехал. Пешеходные переходы красят, а на улице Тополёвая все куста акации постригли, – деловито поправил его мужичок с ноготок, отхлёбывая пиво с пол-литровой кружки.

– Какие там кусты?! – Спросил каблучник фабрики Босинков, – Их там сроду не было, там одни деревья растут.

– А я говорю акация! – уверено заявил мужичок с ноготок.

– Деревья. Ты чего?! Какая там акация? – спросил каблучник Босинков.

– Ещё подеритесь. Были тополя, а подстригли и стали кусты, – миролюбиво сказал Сеня.

– Ничего себе подстригли,– расстроенно охнул мужичок с ноготок.

– И нас также стригут, если не похлеще. Нужно ревизору петицию подавать, – сказал каблучник Босинков

– Кто тебя до него допустит? Везде охрана с собаками.усомнился мужичок с ноготок, раздирая вяленого леща.

– У меня сосед по подъезду в его охране промышляет. Поставлю бутылку и пропустит. За бутылку он и за общество постоит. Пусть и он пострадает безвинно, как и всё общество. – сказал каблучник Босинков.

– Тогда я его пивом угощу, – щедро пообещал Сеня.

– Сеня, будь другом, угости и меня, сейчас,– попросил приятеля мужичок с ноготок.

– У тебя не пузо, а цистерна без дна и покрышки.

– Пиво-то разбавлено. Сколько не пей, а всё не косеешь. Кошки на душе скребут от нашего безобразия. Сеня, налей. Или купи каблук.

 

                                                                        ***                                                       

 

Банкет в доме городничего, собравший самых влиятельных лиц в уезде, с каждой выпитой рюмкой становился всё более и более свободным в общении.

– А теперь выпьем за лося! – провозгласил тост Серов.

– На которого пойдём охотиться? – спросил Сквозняк-Мозгов. – За его здоровье. Правильно. Ведь нам больной лось не нужен. Зачем нам глисты? Их и так в нашей жизни с избытком хватает. Мало того, что в нашем пузе живут, так ещё и жрут нас тихой сапой. А глистята, которые от этих глистов в нашем пузе уродились, считают наш живот своей законной вотчиной, где они нас жрут по полному праву.

– Папа у нас же гость, а ты всё по-своему, – укоряюще сказала Людмила.

– Извините, вырвалось.

– И за это тоже, но самое главное, чтобы нам всем хорошо жилось, елось, пилось, любилось, – пояснил свой тост Серов.

– Хороший тост. Правильный, чтобы всем нам и жилось, елось, пилось, любилось, – сказал Федотов.

Все, шумно отодвинув стулья, встали, стали чокаются, выпивать и снова принялись закусывать.

– Между прочим, мой род идёт от того самого Хлестакова, который Гоголь вывел в «Ревизоре». Дело в том, что классик, несмотря на весь свой талант, был очень беден на фантазию, на придумывание сюжетов. Ему же Пушкин подарил этот сюжет. Наш Николай Васильевич в прямом смысле выпросил у Александра Сергеевича из милости.– сказал Федотов.

– А я и не знал, – с удивлением произнёс городничий.

– Представь себе, папа, что так и было. Пушкин ему и сюжет «Мёртвых душ» подарил.

– Всё это весьма любопытно.

– Гоголь не только чужие советы использовал, он и фамилии часто брал подлинные. Вот, например, помещик Плюшкин не только был реальным лицом, но и действительно собирал всякий хлам, – продолжил умничать Федотов.

– Что вы говорите. И зачем же? – поинтересовался хозяин дома.

– Он был ивановским фабрикантом и создавал исторический музей. А для того, чтобы ему крестьяне несли старинные вещи, он платил хоть три копейки, но за всё. Его двор всегда был завален всяким хламом, но он не был в проигрыше. Иногда приносили столь редкие и уникальные вещи, что они разом окупали все затраты.– ответил Федотов.

– Тогда это весьма разумно, – выразил своё мнение Серов, – Может быть и нам стоит начать приём старины.

– Что же касается Хлестакова, то он, облапошив городничего с чиновниками, благополучно приехал домой. Осип за ним хорошо приглядывал, да так застращал возможной погоней, что он д самой отцовской деревеньки летел не оглядываясь. Только дома и отдышался, трудяга.

Тут, на его счастье, у отца знакомый купец был в гостях. И Иван Александрович, хоть и состоял в чине регистратора, и был порядочным вертопрахом, но сообразил дать половину денег купцу в дело. Половину же, как вы сами понимаете, промотал. Но зато другая половина стала ему приносить постоянный доход. Вскоре он немного остепенился, женился на купеческой дочке, а та так его в рог скрутила, что он и пикнуть не смел.

– Бывают же в жизни такие истории,– удивлённо сказал Сквозняк-Мозгов.

– Значит вы из дворян? – Спросила Людмила, сгорая от настырного любопыства.

– Разумеется. Причём из потомственных.

– Неужто тот «ревизор» и правда остепенился? Что-то в это никак не верится,– сказал Серов.

– Самое интересно в том, что Иван Александрович был совсем не таким, каким его описал Гоголь. Да, любил в картишки перекинуться, но кто в те времена в карты не играл? Все играли: министры, губернаторы…

Нужно сказать, что Николай Васильевич и на Плюшкина напраслину возвёл. Он-то на самом деле был человеком добродетельным и честных правил. Рабочим платил хорошо, никого деньгами не обижал. Мёртвых рабочих за ворота не выносил, чтобы страховку не платить, – сказал Федотов, весьма многозначительно оглядев присутствующих, точно спрашивая: «А вас-то такое бывало?».

Все настороженно гости настороженно переглянулись, словно уточняя свои мысли у друг друга: « А если и было, то что из сего следует?». Сам же Федотов продолжал говорить, будто бы и не замечая вытянувшихся лиц уездной знати.

– И главное – поскольку Плюшкин детей не имел, то свой исторический музей, в который вкладывал все заработанные деньги, он завещал городу.

– Какие раньше были благородные люди, – вздохнула Людмила.

– Их и благодарят от всей души. Когда бесята устроили мятежный шабаш, рабочие не только его с собственной фабрики выгнали и из родного дома, но ещё до полусмерти избили. Их бы в наше время в какой-нибудь городишко, вроде вашего, где всего-навсего одна фабрика, да и та на ладан дышит. Быстро бы узнали у кого кулаки крепче. У них или других нештатных сотрудников, – сказал Федотов, произнося последнюю фразу скороговоркой и как бы между прочим.

Все обедающие тихо положили вилки со столовыми ножами и замерли в ожидании продолжения рассказа.

– И просил Плюшкин своих бывших рабочих, Христа ради, дать ему возможность работать сторожем в своём же музее.

– Позволили? – спросила Людмила.

– Позволили через полгода, когда все деньги, золото и другие ценности прикарманили. Теперь об этом экскурсоводы рассказывают, как и о крепостных воротах с иноземными щитами, которые какие-то ухари украли.

– Поговорили бы они так раньше – сказал городничий, тяжело дыша от съеденного и выпитого.

– Обнаглел народ. Что хочет, то и говорит, а ещё хуже и пишет. Терпеть не могу шелкопёров. Вечно не в свои дела нос суют. Вот недавно и про меня написали, что я деньги мешками вожу, когда еду на аудит. А я, действительно, их мешками вожу, потому что так удобней… Не расходы через банк проведёшь, вот и приходится с этими мешками таскать.

– Ничего себе финансовый контроль, – сказал Сквозняк-Мозгов.

– А вы как думали? Я у вас буду триста рублей взаймы просить, потому что в дороге поиздержался?! Пожили бы вы в моей шкуре недельку. Сразу бы узнали каково быть аудитором с фамилией Хлестаков. С классика спросу мало. Он чиркнул и шасть на пьедестал. Какое ему дело до простых смертных Плюшкиных да Хлестаковых? С него всё, как с гуся вода. Остальным же приходилось не один год доказывать, что он не верблюд.

Почему ему было не придумать какие-нибудь заковыристые фамилии? Зачем из жизни брать? Не пришёл актёр Александринки Прохоров по пьяному делу на репетицию, и тут же в историю попал. Сосницкий, игравший городничего, спрашивает: «А где Прохоров?» «Опять запьянствовал», - отвечают ему по обыкновению, и всей же миг Гоголь «Прохорова» в пьесу включил. А сколько Прохоровых по России? То-то и оно…

– А я читала ваши стихи в «Пристоличном альманахе». Они мне очень понравились. Просто прелесть. Особенно, где вы пишите «Цветок души моей! Тобой не надышаться! Ты - аромат небес, всех полевых цветов…» Шарман, однако. – сказала Людмила, между делом слегка оголяя плечико и высоко приподнятую лифчиком грудь.

– Это я в свободное время балуюсь высоким слогом.

– А не могли бы вы и мне написать пару поэтических строк в мой альбом?

– Извольте, с превеликим удовольствием.

– Он у меня в комнате. Пройдёмся со мной. Не за этим же столом стихи писать среди всякой там белуги.

Федотов величественно встал из-за стола и вместе с дочерью городничего вышел в её девичью комнату. Все многозначительно и с надеждой переглянулись, а Людмила уже показывала своё сокровище с бархатными обложками.

– Вот полюбуйтесь на мой альбом. Красивый?

– Да, – сказал гость, пододвигаясь к девице, зардевшейся алым цветом.

– Напишите в него, пожалуйста, что-то красивое, – попросила Людмила, начиная жарко и томно вздыхать, и, как бы ненароком, приподнимая всё выше и выше свою белоснежную, сахарную грудь.

– О птичках да амурчиках?

– О любви.

– Охотно, – сказал Федотов, взял ручку и быстро написал несколько строк витиеватыми буквами. Закончив писать, он передал альбом истомившейся от страсти Людмиле.

– Милой Людмиле пишу я стихи, сонеты слагаю из чепухи… Глаза твои - сливы, а губы – огонь. Милая Мила, меня ты не тронь. Не погуби… Пожалей, приласкай – в сердце моём начинается май. Здесь не дописано… Стоит многоточие… Что оно значит?

– Вы хотите знать продолжение, но оно…

– Всё равно…

– Только по вашей просьбе. Но вы знаете, как-то неудобно. Я стесняюсь…

– Продолжайте…

– Сердце моё, не шутя, познавай, на сеновале меня раздевай…

– Забавно. И мне нравится лежать на сеновале. Там так ароматно пахнут полевые травы, лучше любых французских духов.

– Иду за сеном.

– Лучше расскажите, а трудно быть миллионером?

– А вы как думаете? Все думают, что миллионером быть легко. А вы знаете, какая это тяжёлая ноша?! Не каждому поднять, потому и не каждому миллион даётся. За ним глаз и глаз нужен. Вокруг него всегда всякие людишки снуют туда-сюда, туда-сюда, и каждый норовит что-то отщипнуть. Один в портмоне, другой в лукошко. А самые наглые и жадные на кредитную карту.

– У меня бы даже язык не повернулся что-то попросить. Я такая непрактичная и наивная.

– Я верю вам. У вас такие чистые, детские глаза.

– Я почти ребёнок. Я ещё совсем маленькая девочка. Только немного выросла и стала похожа на взрослую и большой.

– Глядя на ваши лучистые глаза и самому хочется быть ребёнком. Как вы прекрасны. Поэтому хочу сделать маленькой, красивой девушке небольшой, но красивый подарок. Поехали в ювелирный магазин.

– Что вы, что вы! Даже думать не смейте! Меня мама будет ругать. Она запрещает мне принимать дорогие подарки.

– Поехали, я и маме куплю маленький, но приятный подарок, как гость вашего дома.

– Уговорили. Отдаюсь вашему благородному порыву. Вся… Слово гостя – закон для хозяина.

– Хорошие слова, хороший обычай.

 

***

 

А на следующий день Федотов пожаловал в заводоуправление обувной фабрики, где было горячее время банкротства. Требовалось срочно произвести оценку фондов.

Директор Тёсов, бегло прочитав его рекомендательные письма, сразу же спросил: «Можете ли Вы провести Вашу работу с учётом того, что имущество необходимо реализовать в кратчайшие сроки?».

Вероятно, руководитель завода, зная положение предприятия, прекрасно понимал, что ему необходимо поскорее покинуть не только директорское кресло, но и уездный городок.

Получив утвердительный ответ, он написал на маленькой бумажке «20». Заметив еле заметный кивок Бориса Леонардовича, директор порвал бумажку и вызвал главного бухгалтера. Совместная деятельность началась.

Функции Федотова сводились к минимуму. Нужно было копировать необходимые документы, фотографировать объекты банкротства и передать по всю информацию в реальную фирму. Её специалисты подготавливали отчёт, который он подписывал и передавал директору. За работу платили наличными. Большая часть из них уходила директору и настоящим специалистам, но и на его долю выпадала достаточно крупная сумма.

Такая чистая и высокооплачиваемая работа ему нравилась. И его совершенно не смущало то, что директор был связан с местными бандитами. Что рабочим не платили зарплату месяцами и их семьи жили впроголодь, перебиваясь случайными заработками. Бытовые условия были хуже некуда. В комнатах отдыха стёкла выбиты, двери сломаны, туалет без рукомойника... Всё это уменьшало стоимость активов. Государевы подати оптимизировали так, что налоговики были весьма недовольны.

И это при том, что в совсем недавно предприятие закупило новейшее западное оборудование и работало на заграницу. Лишь в последнее время комбинат, разделёнными несколькими собственниками на части, стал явно хиреть. Каждый хозяин думал более о прибыльности своей части, чем об эффективности всего производства. Никто и не задумывался о возможности сокращения экспорта.

Гром грянул с казалось бы ясного неба. Торговая сеть сократила закупки на треть и комбинат остался без работы. Вот тогда-то пришлось подтягивать ремни не только рабочим, но и хозяевам, которые начали затыкать всевозможные дыры за счёт своих работников и оптимизации финансов.

Получился замкнутый круг — за рубежём продукцию не закупали, а в сограждане приобретать их товары по западным ценам не желали. Снизить цену было невозможно. Основные фонды (здания, станки, транспорт и прочая) вместе с арендой земли съедали большую часть себестоимости.

К тому же лучшие сотрудники перешли на высокооплачиваемые места других заводов, что сразу же снизило производительность. Началась текучесть кадров и самая разная неразбериха.

Качество выпускаемых товаров ухудшилось, начались их возвраты. Запасы сырья растаяли, склад готовой продукции заполнился «под завязку». Пени по налогам росли каждый день. Цены на электроэнергию и топливо подтянулись к мировым. Проблемы росли снежным комом, катящимся с горы.

Спасти положение мог долгосрочный кредит и перепрофилирование производства, но кто же даст деньги, когда будущность неопределённа? Основной спрос не только разделен на годы вперёд, но и надёжно охраняется от всяческих посягательств. Кто даст деньги тем, кто развалил один из лучших комбинатов?

Разумеется, теоретически можно сформировать и новый спрос, но и для него были нужны большие деньги, новые связи и хорошие кадры. Практически же распад принял форму необратимого процесса, и это было очевидно для всех.

Видя такой упадок, и торговые сети стали сокращать закупки и переходить к более надёжным поставщикам. Связь между руководством комбината и рабочими фактически оборвалась. Рабочие перестали беречь оборудование и само предприятие. Хозяева махнули на погибающее дело рукой и начали спешно выводить активы.

 

***

 

Через неделю Тёсов и Федотов снова встретились за директорским столом.

– Какие ещё будут замечания? – спросил Тёсов.

– То, что стёкла в половине цехов выбиты и душевых нет – это полбеды, быстро поправимо. Есть более серьёзные вопросы. Например, структура заработной платы. Её половина сдельная оплата. С ней всё в порядке, но дальше… Доплата за работу в ночные часы, доплата за высококачественное выполнение сменного задания, материальная помощь на стоматолога, надбавка за стаж работы на фабрике, доплата за профессиональное мастерство и наставничество, премия по итогам недели, и прочая, и прочая, – ответил Федотов.

– Всё по закону.

– Сомневаюсь. Всё это напоминает уклонение от налогов. Или, как принято говорить, оптимизация налогооблагаемой базы. Один уже дооптимизировался. Сидит, как положено. Вы тоже хотите отдохнуть от многотрудной деятельности? Хотите петь известную песню «Сижу за решёткой в темнице сырой, вскормлённый в неволе орёл молодой». Можете начинать разучивать остальные слова.

– Чего делать, чтобы этих слов не учить?

– Думать.

– Было бы кому. Кругом одни тупицы. Один я кручусь как волчок. Ни днём, ни ночью покоя нет. Всё думаю и думаю. Скоро голова от дум распухнет.

– Хорошо бы, чтобы вы хотя бы изредка отрывались бы от думного процесса и почитывали налоговый кодекс с трудовым законодательством на сон грядущий. В день по странице и казна вашего городка начнёт удваиваться, а рабочие перестанут болеть от сквозняков в окнах.

В коридоре послышится какой-то странный шум. В кабинет ввалился тяжело дышащий, с лёгким запахом водки и чеснока профсоюзный работник Босинков с листами исписанной бумаги.

– Наконец-то и моё письмо до верху дошло, – радостно восклицал Босинков.

– Тебе чего надо? Почему не на рабочем месте? Ступай отсюда, у меня важный, деловой разговор, – спросил Тёсов.

– Кто это? – спросил Федотов.

– Каблучник Босинков. Он на заводе что-то вроде профсоюзного деятеля. Народ мутит, смутьян. Работать не хочет, вот и выступает.

– Что вы, дорогой товарищ, хотите? – поинтересовался Федотов.

– Сразу видно, что вы хороший человек, – сказал Босинков, счастливо улыбаясь. – Как к товарищу ко мне обращаетесь, а не как этот упырь, который с рабочих кровь сосёт. Спасибо, что приехали, дорогой товарищ. Здесь вас все давно ждут. Я вас сразу узнал. Едва вы в цех вошли, я сразу же подумал – Вот ревизор и приехал. Нужно прошение подавать пока не поздно.

– Я не ревизор, а финансовый инспектор.

– Всё равно по-старому ревизор. Я же вижу. У меня глаз на начальство и ревизоров намётан. Возьми наше прошение! Совсем сил нет! Замордовали нас штрафами, да бесплатными отработками. Ироды, а не люди – эти буржуины. И этот Тёсов – Пёсов. Он не Тёсов, а пёсов-бесов! Рыбу глушит, леса губит, нас на своей даче за гроши принуждает работать! Помогите нам, помогите! Совсем сил нет, такое издевательство долее терпеть!

Каблучник подошёл к столу, торопливо сунул Федотову прошение на нескольких листах. Тот взял его берёт вежливо и с недоумением. Свернул и, не читая, как бы, между прочим, положил в карман.

– Не обращайте на него внимания. Я вызвал охрану, сейчас его уберут на место.

– Меня! На место?! А ты на своём месте сидишь?! Мало того, что всё украл, так ты ещё над нами издеваешься. Лютуешь днём и ночью. Помогите нам, товарищ ревизор! Пропадаем зазря! – вскрикнул Босинков.

– Дорогой товарищ, я не ревизор…

– Он пьян, – многозначительно сказал Тёсов, усиленно нажимая вызов охраны.

– Врёшь, я не пьяный! Я лишь с утра остограммился, чтобы сердечко лучше работало. – Уверенно сказал Босинков. – Сто грамм не в счёт – это лекарство!

– Значит больной. Трезвый человек в своём уме так не поступает…

В кабинет вошли два здоровенных охранника с длинными дубинками и с вроде бы туповатыми физиономиями.

– Уберите этого больного, проводите его до медпункта. Пусть его подлечат. Ему нужно немного отдохнуть… На больничном.

– Знаю я, как ты на больничный отправляешь! Выйдет утром рабочий в подъезд, его твои заштатные молодчики до полусмерти бьют! Да у тебя люди прямо на работе умирают, потому что положенный медосмотр не прошли! – отчаянно прокричал Босинков.

– Чего он такое говорит? – С удивлением спросил Федотов. – Это правда?

– Пьяный, совсем пьяный. Ни одного обращения никуда нет. Можете проверить сами, взбесился от палёной водки. Эти работяги сами между собой на работе перегрызутся, потом водки нажрутся и передерутся.

– Да, от неё народ крепко дуреет, а её на вашем рынке, считай за гроши купить можно. Стакан выпил и в канаву на весь день.

Охранники грубо вытолкнули из кабинета профсоюзного работника и почти сразу в коридоре послышались глухие, но мощные удары, крики и стоны Босинкова.

– Совсем охамел народишко. Сами видите, сколько им разных доплат делаем, а они, неблагодарные, ещё жалуются, – озадачено вздохнул Тёсов.

– Да, эти выплаты существенно снижают среднюю заработную плату при расчёте больничного и при выходе на пенсию. Да и выплаты в Пенсионный фонд. И налоговые…

– Зато мы им бесплатно делаем хорошие гробы, а они у нас до гробовой доски работать не хотят, лодыри.

– И как вы только столько думать успеваете? Диву даюсь.

– Сам удивляюсь. Откуда у меня столько ума?! Вот возьмите самую обыкновенную пару обуви, – Сказал Тёсов, подходя к выставочному стенду. Затем он бережно достал образцовую парк обуви и поставил её на стол. – Вы только полюбуйтесь – какая красота. Сколько, вы думаете, здесь должно быть каблуков и подошв?

– Две подошвы и два каблука.

– Правильно, а раньше как было? В прежние времена? А было так. На одной фабрике, где полный производственный цикл, делали каблуки не только на свои подошвы, но и «фабрикам-паразитам», которые их не производили, а занимались сшивкой и склейкой.

Мы им давали каблуки, другие подошвы, третьи шнурки… Назывался этот паразитизм хитрым словом – специализация, но мы её быстро просекли, когда акционировались. Ведь «фабрики-паразиты» брать-то брали, а рассчитывались, как Бог на душу положит. Как только они за два вагона каблуков с нами не рассчитались, так мы сразу и прекратили им все поставки.

– Мудрое решение.

– Мудрое, но каблуки-то куда девать?! Мы сколько их делали, столько и продолжали делать. Наши каблучники так насобачились, что и сменное задание перевыполняли вдвое. Всю фабрику завалили. Куда ни пойдёшь, всюду одни каблуки. На складе, в бытовках, в столовой, в туалете… Всюду одни каблуки.

На конную армию хватило бы, вместе с лошадями. Но больше делать каблуков, не значит лучше. Поэтому мы всем мэнжэмэтом и призадумались. Чего с каблуками делать? Зарплату ими выдавать? Так сразу же и начнут подошвы воровать. Ничем не спасёшься. Хоть рентгеном свети, а всё равно вынесут.

– Но и тут ваша мудрость спасла фабрику.

– Да, пожалуй. Я прямо сказал – нужно ехать за умом к немцам, на их завод «Мандра сала». Все согласились. Но деньги-то, откуда взять?! Тут мой племянник, наш экономист, и предложил. Нужно ввести полугодовую надбавку рабочим за высококачественную работу.

– Но это же увеличивает расходы.

– Что значит увеличивает?! Надбавки-то можно лишить по самым разным причинам. Мы же её из оклада выделили. Вы думали, мой племянник глупость скажет?! Он не зря в студенчестве каждое лето у напёрсточников учился уму-разуму. И хорош выучился.

Только ввели надбавку, сразу деньги на поездку в германию появились. Там-то мы всем мэнэжэмэнтом и постигли – к одной подошве нужен один каблук, а наш производственный запас – это пережитки социализма. Нечего каблуков делать больше, чем подошв. А называется это экономическое решение – сбалансированная фабрика.

– Да, это решение можно постичь лишь у немцев и то после месячных курсов.

– Какой месяц, что вы… Наши мэнжэнэнт год постигал сбалансированность. Теперь у нас строго к одной подошве – один каблук. Больше не значит лучше.

Правда, рабочие не сразу нас поняли. Пришлось с ними проводить экономическое обучение. Разумеется, в свободное от работы время. Неделю походили, позанимались до полуночи, получили пару раз зарплату каблуками и тоже всё осознали. Сейчас у каждого рабочего есть сменное задание. Наклепал каблуки, и осталось свободное время – иди, делай подошвы.

– Век живи – век учись, а всё равно дураком помирать будешь. 

– Жаль только, что они не торопятся сразу, как выйдут на пенсию, помирать. Хотя все условия, как я уже говорил, есть.

– Неблагодарные.

– Ещё какие. И врут много.  Я бы даже сказал так – излишне много. Даже там, где их не учили: ни в школе, ни на производстве.

– Чему учили врать в школе, всем понятно. Возьми учебник по истории тот, наших времён, и этот, нынешних. Всё станет ясно. А у вас как?

– У нас тонкая материя, не будем в неё углубляться. Возьмём то, в чём брешут, когда какой-то смутьян или лодырь с синяком на работу приходит. Мы ведь за равноправие.

Если охранник наступил в столовой каблучнику на ногу, то он, опосля работы и за воротами фабрики, может охраннику и в морду дать. Запросто. И не смотреть на то, что тот мастер спорта по боксу. Это, по моему мнению, его естественное право. То же право и охранник имеет. Никто не может и его естественного права ущемлять.

– А говорят, что если мастер охраннику на какого лодыря глазом подмигнёт, то у того лентяя на следующую смену непременно под глазом синяк.

– Мало ли чего говорят! Ещё скажут, что заказали. Заказывают блюдо, а мигание глаза – естественная реакция организма. Может быть у меня тик. Глаз от нагрузки сам по себе дёргается. А лодырей мы наказываем строго рублём. Строго, но по всем правилам.

– Не будем углубляться дальше. Вернёмся к нашим баранам.

– Что вы посоветуете?

– Есть тут у вас одно отдельно стоящее здание за территорией фабрики. Вот его я бы прикупил по рыночной стоимости в два этапа.

– Каких?

– Инвентаризационную стоимость официально, а остаток рыночной… Сами понимаете… Сразу же наличкой. Не зря же я сюда с денежными мешками приехал.

– Хорошее предложение, лучше не придумаешь.

У Федотова зазвонил телефон и он, увидев номер Хлюдко, сказал:

– Разрешите вас на минуту покинуть? Я на две минуты выйду из кабинета.

– Пожалуйста.

«Финансист» Федотов вышел из кабинета и стал говорить с Хлюдко, который следил за всеми нужными делами и новостями.

– Мальчишка лежит в детской травме. Он шёл по улице, к нему подошли два «гопника». Ударили несколько раз и забрали все деньги. Узнать может, – сообщил Хлюдко.

– Скажи нашим, чтобы берегли мальчишку, как зеницу ока. Пусть прощупают всю местную «Босоту». Кто из них круто «поднялся» или куда-то уехал. Всех до единого.

– Уже начали работать. Есть на примете парочка, баран да ярочка. Может быть и они…

Вернувшись в кабинет, Федотов продолжил деловой разговор. Из этого дела хотелось выхватить побольше, поэтому он решил вложить в него все свои средства. Где еще он сможет купить немецкие большегрузные машины по цене ниже рыночной втрое? Федотов понимал, что тут кто успел, тот и съел. «Дубля два» не будет, поскольку у руководителей комбината были открыты визы в Турцию и приобретены билеты на самолёт. Следовало поспешать не торопясь.

Однако подобраться к сладкому куску было непросто. Его не хотели допускать к реализации, предназначенной для нужных людей. Всё решила бумажка с цифрой «30». Ему давали возможность приобретения и сбыта техники, после которого следовало сразу же «откатить» нужную цифру.

 

***

 

С самого утра день пошёл наперекосяк. Под ногами городничего то и дело шмыгали чёрные кошки, нелегальные торговцы, да мелкие канцелярские служащие. И все они, словно сговорившись между собой, портили ему настроение. А когда Сквозняк-Мозгов вошёл в кабинет Карманова, тот подшивал какое-то особое пухлое дело.

– Здравствуйте, Фадей Вячеславович. – Совсем устало сказал Сквозняк-Мозгов.

– Здравия желаю, Акий Емельянович, – по-служивому ответил Карманов.

– Выручай, Фадей Вячеславович. Уж не знаю, что нам и делать. Кто его знает, на кого мы нарвались. Сделок готовится почти на сорок пять миллионов с лишним. По рыночной стоимости… Люди волнуются, а у меня ум за разум заходит, – обречённо промямлил Сквозняк-Мозгов.

– Это у вас часто бывает. Ни для кого не новость.

– Смеётесь, – укоряюще сказал городничий.

– Нет, дело подшиваю и вас слушаю. Говорите по делу… – Строго выделяя слово «делу», сказал Карманов. – Говорите по делу. Чего из пустого в порожнее переливать?

– Тут, когда мы были на строительстве новой котельной, мимо нас мужичок пьяненький проходил, да по обычаю песню орал «Эх, полным полна моя коробочка!». Тот услышал, да велел его подозвать. «Ты, - говорит, - орёшь, что у тебя коробочка полна. А пошли-ка мил человек, я тебе свою коробочку покажу». Подводит его к своей машине, открывает, а там мешки, мешки, мешки.

Хватает первый попавшийся мешок, открывает его и подзывает меня. «Вынь,- просит, - пожалуйста, отсель одну пачку, да мужичку отдай, чтобы он пел казачью «Впереди донцы-молодцы».

Я сунулся в мешок, а там столько деньжищ!!! И все почти новенькие. У меня в глазах помутнело. Взял я одну пачку, а у самого рука дрожит. Как столько деньжищ пропойце отдать?! Достаю, передаю пачку голодранцу и чувствую, что в горле ком стоит. Так меня жаба придушила. Вроде не свои, чужие деньги отдаю, но жалко.

– А тот чего?

– Лишь смеётся. Мол, не жалей. Не свои же гробовые отдаёшь.

– И отдал?!

– Мужик в один миг протрезвел. Стал чист, как стёклышко. И их у меня чуть ли не с рукой оторвал и тикать… Пока в морду не дали, – сказал Сквозняк-Мозгов.

– Что из этого вытекает?

– Прощупать бы его. Я же вас просил, Фадей Вячеславович. Что у него за машина?

– Спецномера – непробивайка.

– Что это значит?

– Догадайтесь с трёх раз.

– Обманет, как пить дать, обманет.

– Не факт. Рискованно. Здесь всё же тайга, а в тайге хозяин медведь.

– Раньше я думал, что я медведь. А теперь вижу, что заяц и в мою лубяную избушку настоящий медведь лезет. Меня аж в холодный пот бросило. Все свои грехи разом вспомнил и во всех покаялся. – Совсем тихо сказал городничий, заканчивая разговор почти про себя. – Пойду в нашу церквушку самую толстую свечку поставлю за спасение души от всякой напасти. Эх, житие наше многогрешное. Одно спасение осталось – в церкви святым угодникам молиться.

– Не бойся. Бог не выдаст, свинья не съест. Зайду к вам завтра. Посмотрю, что за гусь к нам залетел. Самому интересно.

– До свидания, Фадей Вячеславович, – попрощался Сквозняк-Мозгов, точно шёл на плаху.

– До свидания, Акий Емельянович, –  совершенно спокойно ответил Карманов, пробуя на вес распухшее до нужных размеров дело. Затем с удовлетворением сдержанно улыбнулся и проговорил. – Даже для такого дела вполне достаточно.

 

****

 

Пивная вблизи обувной фабрики жила обычной жизнью, продавщица на глазах изумлённой публики влила в бочку пива бутылки водки и мужики, восторженно ахнул, встали в терпеливую очередь.

Ближе всех к заветному окну оказался Сеня, профсоюзный активист Босинков с лиловым синяком, а с ними и мужичок с ноготок, почти первые получившие пиво с водкой. Они отошли к ближайшему столу, где и разговорились.

–  Говорю тебе, точно он из соцстраха. Подзывает меня, открывает свой броневик, а там… Деньжищ… Мешки, мешки, мешки… Одни денежные мешки. Весь кузов деньгами забит. Куча денег, на весь город хватит, – сказал Сеня.

– Неужто и нам счастье привалило…– спросил с надеждой мужичок с ноготок.

– Не знаю, как тебе привалит, а вот мне точно привалило. Видел бы ты рожу у городничего, когда он в мешок за деньгами полез. Можно было подумать, что свои гробовые отдавал. – ответил Сеня.

– Причём здесь он?! – С тревогой поинтересовался Босинков.

– Я же тебе сказал, бестолочь, соцстрах. Ты чем слушаешь? Ухом или брюхом. Выдал он мне деньги. Я на них глянул и ахнул! Иностранные! И бегом от них, пока не отняли. Прибегаю в банк, мне и без всяких разговоров меняют и так почтительно, с уважением смотрели, что даже не выдержал и пошёл прибарахлиться. Да не на рынок. Шалишь, брат.

Я теперь не голь перекатная, подкожным жиром оплывать начинаю. Зашёл в наш бывший промтоварный и там чести по чести отварился питерским костюмчиком. – с достоинством сказал Сеня.

– А теперь за костюмчик выпьем. Наливай. Такое дело, особенно костюм нужно хорошо обмыть, чтобы сидел, как положено, – предложил мужичок с ноготок.

– Тебе бы только на дармовщину водку кушать и пиво сосать. Нужно стратегически мыслить. Пущай он нашу фабрику купит. Всё равно мы скоро обанкротимся. Железные опилки с токарки и те продать не можем. «Таможня» добро не даёт. Моя Клавка никому ничего не даёт, ничего ничегошеньки… – Совсем пьяно, всё более косея проговорил Босинков. – Горючка кончилась, и движок заглох. Посему чахнем, чахнем, чахнем. Убрали от нас «таможню». Далеко и навсегда. Сеня, налей, а то упаду…

– Подожди, не падай, ещё не то будет. Наш-то «пёс» со всеми перелаялся. Сущий бес. Креста на нём нет. – ответил Сеня.

– Почему нет? Есть крест. Сам видел. Говорят, что и на нашу церковь что-то давал. – сказал мужичок с ноготок.

– То давал, что у нас украл, – всё более качаясь, пробурчал Босинков. – Тебе со мной не доплатит, а перед всеми вроде того, как и добренький выходит. Знаю я этого добренького гробовщика – и фабрику, и нас гробит…

– Сеня, наливай. Не задерживай. Не видишь что ли, у меня кружка пустая?! Не задерживай товарищей. Или купи каблук. – сказал мужичок с ноготок.

– Товарищ! Нам сейчас самый главный товарищ – правильный ревизор. Он и руку жмёт. Слова у него все правильные. Рабочие, не деловые. Мы со всем разберёмся. – еле проворочал языком Босинков, почти падая на землю, но его привычно поддержал Сеня. – Письмо ваше до самых больших министров дошло и там, в министерии, настоящий переполох натурально вышел. Всех виновных накажем по их «заслугам»… Всех, до единого…

Сейчас там специально постановление готовят, чтобы нам зарплату утроить, а поговаривают, и часть на валюту будут переводить, ежели какому рабочему в какую-нибудь Грецию захочется. А самое главное – все наши каблуки купят, которыми нам зарплату выдали.

– Врёшь, в каблук не поверю. Я вот слышал, что к нам кино едет. Кино у нас будут снимать и в телевизоре показывать. Про царя… Про нашего царя, а заодно и нас покажут. Им же массовка нужна. Сеня, наливай. Не задерживай. Будем пить за ревизора, за правильного ревизора. – провозгласил тост мужичок с ноготок.

– Чтобы в кино снимали, нужно делать что-то такое, стоящее… Это же на всю страну, на весь земной шарик… А мы что такое делаем стоящее? А? Скажи на милость?  – спросил Сеня.

– Чего сразу я?! Не налил ещё, а уже спрашиваешь, – сказал мужичок с ноготок.

– Как скажешь, что мы делаем такое, что и качественно, и быстро, и сразу всем видно. – пообещал Сеня.

– Иди за кружкой! – Радостно хлопнул себя в грудь мужичок с ноготок. – Синяки! Синяки хорошо у нас делают, качественно. Чуть вякнул и в лоб получил. Кто в подъезде, кто перед пивной.

Посмотри на Васю и сразу станет ясно, что наши синяки – это самые лучшие в мире синяки. Красота надолго и с любовью от России. Мы их можем ставить и днем, и ночью… Хочешь, я тебе поставлю, если не веришь. Их мы спьяну делать можем… Только рожу подставляй… Я уже Васи поставил… Хорошо получилось, а все потому, что он лишнее болтал.

Я прошлой зимой, сам помнишь, был в недельном запое, как лётчик в штопоре. Моя баба меня с своей квартиры выживала. Дома культурно и стакана не выпьешь. Зашёл я со Стёпой по утру в пёсий, то есть Тёсова подъезд. А он на нас давай лаяться… Словно это я лужу напрудил. Вот и пришлось ему втолковывать, что на улице мороз, а в подвале пить некультурно. Наливай, Сеня! Не жди, когда я работать начну…

– Ты прав. Твоя задница шире…  Придётся наливать…сказал Сеня.

– И мне тогда наливай…– поклянчил Босинков.

– Тебе-то за что?

– Я теперь ходячая реклама… Как в большом городе девка с объявлением «Заходите к нам, мы быстро и недорого подстрижём». – ответил Босинков.

– Еще скажи хоть немного путного… Пока язык шевелится…– с насмешкой попросил Сеня.

– Раз он так народные песни любит, то нужно его нашей товарищеской песней угостить, – пьяным языком проговорил Босинков.– Выйти на улицу, да грянуть нашу товарищескую… «Лихо, каблучники, в ногу! Мы возмужаем в борьбе!». А для кино, чтобы им поярче картина, я красное знамя вынесу, которое в профкоме стоит…

– Тогда твой ревизор сразу же в свой броневик и до дому, не дожидаясь раскулачивания… – совсем пьяно сказал мужичок с ноготок. – А нас дубинками, дубинками, дубинками… как всех несогласных… Это дело я понимаю…

– Зато сколько будет синяков… Жаль только их на экспорт нельзя поставлять…огорчённо сказал Сеня.

– Что значит нельзя?! Я вот слышал такую штуку – наших «синяков» везде навалом, по всему земному шарику. Куда не пойди, куда не полети, а везде, хоть одного нашего «синяка» да встретишь…– сказал  мужичок с ноготок.

– Вот это правда… Вот это и есть наша сермяжная правда. Сеня, наливай, не задерживай. – сказал Босинков.

– Сеня, наливай. Не видишь что ли, у меня кружка пустая! Не задерживай товарищей! Потом пойдём нашему псу козью рожу делать. Давненько к нам из всяких там заграниц возвратов не было… Ох, как у меня руки-то чешутся до хорошей работы…– сказал мужичок с ноготок.

– Давай-как нашу споём, рабочую… Озорную…предложил Сеня.

И работяги запели пьяно-весёлым хором:

 

         Наш бригадир стремглав летит,

         В пивнушке остановка!

         Иного нет у нас пути –

         В руках у нас… Кривая заготовка!

 

***

 

В небольшом ресторанчике, приютившимся на окраине уездного городка, спокойно обедали Федотов и Кеша Хлюдко.

– Как хорошо, что в этой глуши еще сохранились пережитки телефонного права, – сказал Федотов.

– Не городок, а какой-то край непуганых идиотов… Они даже не подозревают, какая техника сейчас существует, – ответил Хлюдко.

– Забавно слушать все их провинциальные сплетни, да домыслы.

– Я сегодня чуть не умер со смеху, когда городничиха говорила с фабрикантшей, спрашивает, мол, как поживаешь. А та и отвечает – всё штатно, даже в постель ложусь, как станку встаю…

– Чудо-юдо, рыба-кит… Как они тут живут?! Послушали бы их горожане… Стали бы за них в урну свои фиговые листки кидать?

– Можно подумать, что где-то лучше. Везде одно и тоже… Все молчаливо-счастливы…

– Согласен… Быстрей бы выходные. Хочу на сеновал, – мечтательно сказал Федотов, сладко потянувшись в предвкушении будущего удовольствия.

– С дочкой многостаночницы?

– Что за шутки у тебя… Она, между прочим, сама так ластится… Словно я ей жениться обещал – сказал Федотов, и выдержав иронично-язвительную пузу, еще более язвительно и иронично продолжил. – И при свидетелях – маменьке, папеньке и сотруднице отдела регистрации брака.

– А я вот думаю: «Как нам напоследок пошутить?»

– Бедный Йорик…Что же будет? Не поделишься своим секретом?

– Время есть. Послушай одну мою историю. Однажды я был совсем на мели. Денег нет, а выпить хочется. Что делать? Берём тройку и едем с двумя приятелями по городу олухов искать. Вижу табличка «Научный институт». То, что нужно.

Прихожу с приятелями к проректору по хозяйственной части. Представляюсь купцом. Предлагаю сахарный песок по цене вдвое ниже магазинной. Говорю, ко мне должна прибыть баржа сахара. Её надо срочно разгрузить, иначе будут штрафные санкции. Проректор нехотя обзванивает коллег, вяло собирает деньги.

Спрашиваю о телеграфе. Можно ли принять сообщение в мой адрес? Проректор обижен, телеграф в институте, конечно, есть.

Изображаю разговор по телефону. Говорю проректору, что нужно срочно уехать на двадцать минут, а мои коллеги останутся в институте. Ухожу.

Заваливаюсь в ближайшую контору. Подхожу к машинистке и прошу напечатать текст. «Господин Сидоров! В ваш адрес прибыла баржа с сахарным песком. Просим приступить к разгрузке. При просрочке времени разгрузки, начинаются штрафные санкции. С уважением, администрация порта».

Расписываюсь. Ставлю печать, слегка её смазываю. Отправляю телеграф в институт. Возвращаюсь, а там полный ажиотаж. Деньги несут все: профессора, доценты, уборщицы. Заказывают мешками. Спокойно загребаю деньги. Пишу расписку. Ухожу. Все уезжаем, но тут меня осенило. Прошу приятелей вернуться. Те в шоке. Как? Залететь хочешь? «Нет, - говорю им, - но согласитесь сами. Я их сахаром обеспечил? Обеспечил. А доставку сахара кто обеспечит?»

Возвращаюсь. Подхожу к проректору. Прошу дополнительно 500 рублей за доставку песка в институт. Деньги собирают, и я ухожу навсегда.

– Красиво… Теперь и здесь такой возврат хочешь сделать?

– Что-то вроде того…

– А теперь послушай мою историю. Прилетаю в Париж. Кладу в банк сто тысяч франков. В пятницу, перед закрытием банка, прошу чек на оплату товаров на пятьдесят тысяч франков. Затем его немного помял, потёр и он стал сомнительным. Иду в ювелирный магазин. Выбираю бриллиантовый браслет за пятьдесят тысяч франков. В качестве оплаты даю чек банка и предъявляю паспорт.

Директор магазина смотрит чек и паспорт. Всё в порядке. Разрешает продажу. Дальше иду в ближайший магазин по скупке ювелирных изделий. Там начинаю его сбывать за тридцать тысяч франков. Скупщики, оценив стоимость, обратили внимание на дату продажи. Заподозрили неладное, и позвонили в магазин, а ювелиры решили вызвать полицию. Приезжает полиция и меня забирает в свой участок. Банк уже закрыт. Сижу до понедельника. В понедельник банк подтвердил подлинность счета. Подаю в суд на продавцов браслета и выигрываю сто тысяч евро.

– Лихо…

– А ты как думал? Как говорили древние греки – число дураков неисчислимо.

– Давай выпьем за дураков, чтобы они не переводилисью

– И чтобы у них были бы шальные деньги.

Приятели весело засмеялись и приналегли на коньячок.

 

***

 

В кабинете городничего Карманов чувствовал себя, как рыба в воде, а вот его хозяин ощущал явную тревогу и его била мелкая дрожь.

– Что-то неспокойно у меня на душе. Не дело мы затеяли. Не дело… – сказал Сквозняк-Мозгов.

– Кого это «мы» касается? Сам попросил…

– Да так… К слову пришлось…удручённо ответил Сквозняк-Мозгов.

– Ты же у себя в кабинете, а не у меня…

– Вечно вы так пошутите, что мороз по коже пробегает. Так и хочется встать, да и куда-нибудь отсюда убежать.

– Куда? Дальше бежать некуда. Китайская граница…

– До Китая-то три лаптя по карте…

– Почему три? Всего два… от Нижнего Тагила…

В кабинет по-хозяйски вошёл весёлый Федотов, быстро всё оглядев, он уверенно поздоровался:

– Добрый день, господа.

– Добрый день, разрешите вам представить нашего правоведа Фадея Вячеславовича Карманова.

– Правовед первого класса…

– Хорошо еще, что не дошкольник,– усмехнулся Федотов.

– Я попросил бы вас, соблюдать правила…

– Извините, я вынужден вас ненадолго покинуть. Срочное дело. Авария на котельной. Мне нужно там срочно быть,  –  сказал городничий, быстро вставая и уходя по своим делам.

– Я попросил бы вас, соблюдать правила…

– У тебя чего вицмундир не по уставу? Тебе положено золотое шитьё?! Ты что советник губернатора?!

– Как вы смеете?! Вы знаете…

– Тебе звонили?

– Звонили…

– Почитайте, пожалуйста, – сказал Федотов, достав удостоверение, прикреплённое на цепочке.

– Полковник отдела по… Прошу прощения, господин полковник. Виноват, – обескураженно промолвил Карманов, вытягивась по стойке смирно.

– А знаешь ли кто у меня водитель?

– Не могу знать…

– Штабс-капитан того самого отдела, который, как в войсках зовётся?! Ты помнишь? Напоминать не нужно?

– Помню… Не нужно…

– А то смотри у меня… Один листок напишу, и ты уже без кителя едешь куда следует… Туда, где Макар телят не гонял… Где-то ближе к Нижнему Тагилу. Посмотри-ка на эти фотографии, где и с кем ешь да пьёшь… Да что берёшь… Публика-то юбилейно-разношёрстная.

Федотов вынул из портфеля фотографии и положил их на стол. Карманов взял их в руки как раскалённое железо.

– Всё понял. Чем могу быть полезен?

– Ты даже не представляешь себе, сколько к нам на тебя уже «телег» прикатило… И весьма аргументированные… Ты что здесь себя пупом Земли вообразил?! Хочу казню, а хочу милую! – Сказал Федотов, медленно доставая из портфеля несколько листов, проштампованных прямоугольными штемпелями и с карточками с красными полосами, – Послушай, зачитаю… Оборотни с петлицами сейчас, как мятежные бесы, всё выворачивают наизнанку… Сами во всём по уши, а нас за всякую мелочь к земле пригибают… Никакого житья от них нет… При правлении Ироде такого надругательства не было… Прочая, прочая…

А как вы нашего Железяку замордовали? Сколько вы над ним издевались? А он даже никуда и не жалуется. Ты знаешь, какой резонанс?! Как теперь о нас интеллигенция на кухне судачит?! При Достоевском бесы нищенствовали в подполье, а сейчас все оборотни при чинах да петлицах. Нынче всякий, даже мелкий бес, так и норовит в вицмундир обрядиться. Лучше с ними и не иметь дело… И не обращаться к ним. Без вины станешь виноватым, замордуют.

Ты его здесь, а отзывается у нас. Да ещё как отзывается… Не думал об этом, когда подписывал своё… определение. Невиновных распинаете. Или вам с ворами в мире и согласии жить сподручнее, чем с честными людьми? Почему вы добрых людей давите, которые городок от всякого ворья защищают?! Бес попутал, что над людьми глумитесь?! Или вы считаете, что здесь и Бога за бороду ухватили?!

– Виноват.

– А как вы сами, как правовед, квалифицировали бы ваши действия?

– Вы меня сейчас задержите? – Тихо спросил Карманов.

– Любопытно знать, что бы вы делали на моём месте…

– Всё зависит от конкретных обстоятельств… – ответил правовед пересохшим голосом.

– Давайте послушаем. – сказал Федотов и, медленно достав из пиджака диктофон, включил запись:

– Пожалуйста, вот мои доказательства. Все мои слова подтверждены конкретными фактами: публикациями в газетах и словами очевидцев…

Затем зазвучал голос Карманова.

– Я вас понял… Валерий Сидорович, делайте как вам было сказано – оформляйте дело… А вы пока выйдете из кабинета. Нам нужно подумать, да со старшими товарищами посоветоваться.

Федотов прокрутил запись и послышался голос Карманова.

– Не подпишите, выпишу вам приход к восьми часам на две недели вперёд, а если хотя бы на минуту опоздаете, то тут же вас и оформим… Вы должны прийти и сказать: «Да, я, подлец, во всём виноват. Всё признаю. В противном случае ваше постоянное место жительство…

Услышал свои последние слова, Карманов занервничал, поскольку дальнейшее содержание беседы и вовсе не только ставило его в тупик, но и припирало к стенке.

– Я не говорю о том, что это совсем не ваше дело, – сказал Федотов, – Норму о недопустимости споров о территориальности никто не отменял… Вы хоть бы его чисто делали. А этот ваш интересант… Он о чём вам говорил? Что, никаких недоразумений с рабочими не было?

А как же местная газета, где они пишут в своём письме, что над ними измываются? Вы местных газет не читаете или у вас память плохая? Ваше счастье, что он никуда не обратился. Он вас простил, несмотря финансовые потери… Не хочет это сатанинское дело раскручивать в другую сторону. Он-то простил, а вы? Сейчас новое дело заведёте?

– Мы, как могли, мягче провели это дело.

– Это смягчает ваши действия. Но если учесть, что вы и действовать должны были лишь  в ваших правах, не более того. Вы же сначала отказали… Поступили в соответствии с законом. Почему внезапно он стал неустановленным лицом, чтобы провести исследования без его пояснений? Зачем? Вы не задумывались о том, что дело может стать вашим?

– Какие последствия для меня лично?

– Никаких. Всё будет забыто. Вернее сказать, ничему не будет дан соответствующий ход. Если не будете в чужие дела лезть, то и вашим никто не займётся. Вы меня хорошо поняли?

– Хорошо…

– Вот и хорошо, что хорошо. Возможно, на рыбалке ещё потолкуем. Никто никому на горло наступать не собирается. Все мы люди, все мы иногда ошибаемся. Да еще, даже Ганька извинился за «идиота» перед князем Мышкиным. Но это уже дело вашей совести, а у вас она всё-таки есть. До свидания, Фадей Вячеславович.

– До свидания, Лев Игоревич.

Федотов собрал фотографии и, попрощавшись с правоведом, ушёл. Почти сразу в кабинет вошёл обеспокоенный Сквозняк-Мозгов.

–  Ну как? 

– Я чувствую себя зайцем, в чью лубяную избушку влез настоящий медведь.

– Что же нам делать?

– Валидол пить и сухари сушить. Шучу… Всё в порядке. Деловой человек, но с расчётами, смотри сам… У меня своя работа, не впутывайте меня в свои дела.

 

***

 

Городничий, войдя в гостиную с мешком Хлестакова, сел в кресло, суеверно развязал мешок, зажмурился от счастья и блаженно проговорил:

– Не верю… Не верю своим глазам. Почти четыре миллиона денежных знаков с портретами всяких там иноземных президентов.

– Ничего себе! Я дочь миллионера! Как прекрасно! Сегодня же едем покупать мне машину. Хочу белый «Мерседес»! – вскричала Людмила.

– Мало ли чего ты хочешь. Я тебе ожерелье купил? Купил. Вот и хватит с тебя. Не будешь реветь, куплю ещё и золотое колечко.

– Правильно, нечего ребёнка деньгами портить. Хватит с неё и  колечка. Прав нет, а уже за руль лезет. Сначала на права сдай, а потом посмотрим на твоё поведение. Тебе кольцо, а машину мне. Мы ведь так сделаем, мой хороший, – сказала Ирина Львовна, присаживаясь в кресло к мужу.

– И я хочу машину! А-а-а! Хочу машину! – заныла их великовозрастная дочь.

– А фигу с маслом не хочешь?

– Не груби. Будь культурным человеком. Скажи дочери вежливо – сначала маме, а потом тебе, если мама разрешит. – сказала городничиха.

– А-а-а! Хочу машину!

– Не замолчишь, и кольцо не получишь. Лучше бы ты мозгов хотела.

– Расскажи, как было дело-то. Я-то вся тут за тебя испереживалась. – сказала жена градоначальника.

– Всё обыкновенно. По договору перечислили все деньги по инвентаризационной стоимости. Потом… Сразу и не рассказать. Дух захватывает. Как вспомню, так мурашки по коже пробегают. Подходим к его машине. Он достаёт пустой мешок и перекидывает в него мою долю. Я даже и не пересчитывал. Каждую пачку на лету сосчитал.

– Остальные-то как?

– Всё чисто. Со всеми рассчитался. Тёсов и вовсе продал всё, что только можно было продать и свою дачу с акциями в придачу. Хочет жить в столице. Я хотел ему отсоветовать, да махнул на всё рукой. Надоел он мне хуже горькой редьки. Вечно у него всякие проблемы. Не одна, так другая. Скатертью дорога. Пусть катится со своими мешками денег подальше.

Он от денег совсем осатанел. Хочет вступить в столичный клуб миллионеров. Мы для него - мелкая сошка. «Я, - говорит, - теперь настоящий миллионер, не ровня вам». Все разговоры только о деньгах. Уже чахнуть начал, как Кощей Бессмертный. Всё деньги, деньги, деньги.

– А почему ты свои деньги в банк не положил?

– Не успевал. Сегодня же пятница, а на открытие счёта на такую сумму нужно время. Нужно же точно знать, какой вклад самый выгодный. Кстати, он посоветовал придержать деньги два или три дня, потому что вот-вот должен подняться курс. Сказал: «Смотрите с понедельника новости. Когда курс поднимется на семь процентов, тогда и продавайте – это будет самый выгодный момент».  

– Хочу Фольксваген… – Мечтательно произнесла Ирина Львовна, – Светло-бежевый или нежно-голубой…

– Будет тебе Фольксваген, когда рак на горе свиснет.

–  А-а-а! Хочу машину! – Снова закричала Людмила.

– Хочу Фольксваген. Светло-бежевый или нежно-голубой… – напористо сказала городничиха.

– Снова в два голоса завыли. Ещё чуть-чуть и всю душу вынут, и всё выпросят. Мигеры, а не женщины.

 

***

 

В лесной заимке, находящейся на берегу озера, Серов обсуждал предстоящий приезд почётных гостей с егерем Иваном Осининым.

– Слава Богу, клёв есть, – сказал Серов.

– Неделю плотву с лещом подкармливали, а сегодня с утра и горбушки не кидали, – довольно ответил егерь, уже не раз и не два принимающий участие в загородном отдыхе.

– Банька как?

– Растоплена…

– А сеновал? Всё сделал?

– Ещё вчера накосили и уложили почти у леса, – сказал егерь, озадаченно почёсывая за ухом и, думая не пришло ли время для его главного вопроса.

– А комары их там не пожрут? Смотри, дело серьёзное… Тут промашки быть не может. Как накусают ему задницу комары, так и будет злее шатуна.

– И это решил. Бросим рядом свежего мяса, на него все комарьё соберётся.

– Только бы пронесло, чтобы волчьи морды не пожаловали...

– Пронесёт. Не такие ревизоры бывали. Вы своё слово не забудьте. Справьте мне новое ружьецо со спиннингом и, чтобы с безынерционной катушкой. – напомнил егерь, пользуясь случаем получить обещанное.

– Всё будет.

– Могли бы и сегодня привезти. Вы же меня знаете. За мной не пропадёт.

– За мной тоже. Смотри, будь внимательней. Гостей будет немного, но за каждым нужно уследить.

– Тёсова, надеюсь, не привезёте…

– Нужно бы напоследок.

– Никаких сил нет на него смотреть – такой живодёр. Другие люди как люди, а этот как свинья на блюде. Не столько сожрёт, сколько погубит и напоганит. В прошлый раз чуть ли не двухсотлитровый бочок густеры натаскал.

Зачем спрашивается? «Жену, - говорит, - хочу удивить. Пусть посмотрит, какой я добытчик, а густеру засолю в ванной». Я ему отвечаю, мол, нужно выпотрошить здесь и сейчас, чтобы не испортилась… Куда там… Пачкаться не захотел. Повёз домой уже полустухшую. Наверняка в дороге вся до конца и стухла. Жара-то стояла страшная. Ему бы этой густерой следовало бы уродиться…

– Ещё уродится… В следующей жизни.

– Лучше бы он водку кушал. Глядишь, и больше бы был на человека похож. Ведь пьяница проспится, а подлец никогда.

– Ты, Ваня, за языком следи. Не болтай лишнего. Выпил с утра, и делай своё дело без всяких философий. Она тебе ни к чему.

– Да, наше дело маленькое. Только и рыбу жалко. Она хотя и тварь бессловесная, но всё же Божья тварь. Зачем её понапрасну губить? Наловил сколько нужно, и иди в компанию. Водочку с балычком кушай, анекдоты трави и будь ты человеком и в генеральском чине. Живи по-божески.

– Ты, Ваня, иди дальше своё дело делай. А всё сделал и кушай водочку на здоровье. Не бери дурного в голову, она и так у тебя дурная. Потому что умствуешь лишнее, а от дум думские вши заводятся. Зачем тебе вши, Ваня? Живи спокойно. Будет тебе завтра и ружьё, и спиннинг, – еще раз пообещал Серов и пошёл на кухню проверять всё ли привезли к праздничному столу, а егерь достал чекушку водки, скрутил пробку и, понюхав горькую, отхлебнул пару глотков.

 

***

 

Тёмная ночь окутала весь лес и берег озера Отрадово, у которого горел яркий костёр. Рыбаки слушали весёлые байки егеря, Людмила влюблённо сидела почти у ног Федотова.

– Расскажи ещё байку. Так ты братец складно врёшь, что даже слушать хочется. – попросил Серов.

– Жил-был в здешних краях помещик то ли Жабин, то ли Пёсов. – начал Ваня Осинин.

– Ты смотри, ври, да ни завирайся, – грубовато сказал Тёсов.

– Не нравится враньё, не слушать, а врать не мешай. Было у него добра видимо-невидимо. Дом огромный, конюшня с наилучшими в губернии рысаками, мельница, да всего столько. Весь вечер ври, а всё не перескажешь. И жил рядом с ним бедняк со старой козой, от которой и молока почти не было. Так, две кружки в день, не больше. Но он и тому был рад. Бедняк, он и есть бедняк.

Однажды призрел Бог на его страдания, да послал козе козочку родить. Бедняк обрадовался. Стал за козочкой ухаживать. Ключевой водой поить, да лесной травой кормить. Выросла козочка, и стало у неё молоко самое лучшее во всей округе. Сладкое да целебное, а потому что с любовью выращена. Стали сначала у него бедняки молоко покупать и чудо. Кто не купит, а сразу дела всё лучше и лучше.

Зажил бедняк, если не привольно, то и не голодно. Увидел то богач, пришёл к бедняку и сказал: «Твоя старая коза от моего козла эту козочку родила. Потому я её забираю. Ты ей уже попользовался, а теперь она моя будет». Забрал ту козочку и ушёл. Что бы вы тому богачу сделали?

– Морду набить, а козочку вернуть! – с возмущением сказал Серов.

– А без мордобоя? – спросил егерь.

– По закону всё отнять, чтобы другим неповадно было. – сказал Тёсов.

 – Твои слова да Богу в уши, – добавил Федотов.

–  И чего дальше было?  – поинтересовался Сквозняк-Мозгов.

– Заплакал бедняк, да Богу стал молиться. Услышал его Господь, ведь слёзы о правде до него быстро долетают, да и отнял у богача разум. Тот сразу всего и лишился, а козочка вернулась к бедняку. Богач же стал дичать и в лес ушёл. И была положена на него такая вековечная забота, изводить всех богачей, кто неправедным трудом свои палаты каменные наживает.

Стал богатей лешаком, который является в лесу всяким богачам вроде него. Придёт он в лес, а Пёсов ему то жабой явится и начнёт его душить; то кабаном, который его в клочья рвёт. Ежели удастся богачу уцелеть, то он с домовым столкуется, и они вдвоём весь богаческий род по миру пустят и изведут.

– Врать ты горазд, да врёшь с намёком. Раньше бы тебя на конюшне за такие сказочки непременно высекли бы…– сказал Тёсов.

– На конюшне ныне не секут. Но разговор не об тои. Дело в том, что уже вторую неделю на наше картофельное поле повадился такой секач ходить, что его и пуля не берёт, а он о колючую проволоку свои бока чешет и от такого удовольствия тихо хрюкает. Как нажрётся картошки, так завалится среди поля и кого-то поджидает. Я так думаю, что ежели его пуля не берёт, то не иначе как это тот самый лешак и есть. Только кого он поджидает?

– Да я твоего секача из своего карабина одним выстрелом уложу. Была бы лицензия, – похвалился Тёсов.

– Сам сказал. Выпишу тебе лицензию, но ежели чего, то пеняй сам на себя. Сам вызвался. Пошли, выпишу,  –  сказал егерь вставая. За ним охотно поднялся и Тёсов, а Федотов тихо шепнул Людмиле на ухо:

 – Тут есть такой чудной сеновал. Как раз такой, о котором ты мечтала. Пошли на него, я тебе свои стихи о  любви почитаю.

– О любви?

– Да…

– Пошли.

– Мы пойдём донки проверить, которые я на налима поставил. Вроде бы колокольчик звенел. сказал Федотов, вставая от костра.

– Звенел, звенел, – громко сказал Серов, а затем тихо добавил,– Только никто не слышал.

Улыбающийся Федотов и радостная Людмила ушли на сеновал, а Сквозняк-Мозгов по-тихому отозвал Серова от костра.

– Как там у тебя с левым лесом? Всё в порядке? – спросил городничий.

– Всё отвезли на военную пилораму. Туда не сунется. – ответил Серов.

– Кто его знает. Возьмёт напоследок, да сунется.

– А если сунется, то ни с чем не разберётся. Там такой бардак, что сам нечистый ногу сломит, – уверено сказал Серов.

– Тогда у нас во всём полный порядок.

 

***

 

Между тем Федотов и Людмила подошли к огромному сеновалу, стоящему посреди широкого поля.

– Какая чудная ночь. Какие красивые звёзды, – нежно сказала Людмила.

– До того красивые, что даже на деньги смотреть не хочется.

– Снова деньги… Неужели обязательно говорить о деньгах?

– Не обязательно, когда они есть в нужном количестве.

– Послушай лес… Слышишь сверчка?

– Кто-то сверчит…

– И светлячки летают…

– И сено верно душистое, свежее. Такое душистое, что сейчас стих рожу. Душисто пахнет сено, летают светлячки, и мы ложимся в травы, как мудрые сверчки.

– Красиво, а вот и сеновал! Как увидела, так стало радостно… И стыдно… Я совсем еще маленькая, такая наивная…

– А как сено вкусно пахнет. Полезли в него, стихи сочинять.

– Так сразу…

– Можно не сразу. Сначала на звёзды посмотрим.

– Да, сначала на звёзды посмотрим. Вдруг какая-то упадёт, тогда я сразу же загадаю своё желание.

– Какое?

– Заветное.

Довольный сам собой Федотов лёг на мягкое сено, вдохнул в себя запах травы и рукой подозвал Людмилу к себе:

– Подойди, милая. Здесь очень хорошо.

– Подожди, подожди немножко… Совсем немножко… Гляди-ка звезда падает! Вот я его и загадала, – сказала Людмила и улеглась рядом с Федотовым.

 

 

***

 

А Тёсов с ружьём всю ночь упорно лежал на краю поля и ждал кабана, который приходит на картошку. Когда же появился огромный кабанище, охотник тщательно прицелился и выстрелил. Кабан повернулся к нему своей могучей клыкастой головой, наклонил её и медленно пошёл на стрелка. Тёсов снова сделал выстрел, потом второй…

Однако кабан, несмотря на полученную картечь, шёл молча, наклонив вниз длинные и острые клыки. Испуганный Тёсов бросил карабин, побежал, спотыкаясь о корни деревьев. А зверь решительно и зло двинулся за ним, чтобы разорвать его на множество частей и затоптать в землю.

 

***

 

Утром на сеновале Людмила проснулась счастливой, словно выиграла в лотерею новенький автомобиль. Потянувшись среди подсохшей травы, она сказала:

– Как хорошо, ка славно! Тебе хорошо?

– Да, очень, – ответил Федотов, вполне удовлетворённый романтической ночью и ласками провинциальной девицы.

– Мне эту ночь не забыть никогда. Тебе было хорошо?

– Да, очень… Я для тебя спозаранок васильков с ромашками нарвал. Гляди, какие они чудесные, – сказал Федотов, протянув ей букет полевых цветов.

Счастливая девушка радостно приняла цветы и поцеловала Федотова.

– Милый мой, мы с тобой поженимся?!

– Сначала созвонимся. Мне пора к дядюшке за разрешением на брак, он у меня самых честных правил, – ответил потягиваясь Федотов. Затем он, отряхнув сено, вылез из сеновала, уже сослужившего свою службу.

– Когда созвонимся, мой хороший?

– Завтра, завтра, дорогая, – пообещал Федотов и, помахав ей рукой, пошёл в сторожку егеря. А Людмила начинала гадать на ромашке. Любит, не любит, к сердцу прижмёт, подальше пошлёт…

Отойдя от Людмилы, Федотов вполне удовлетворённо проговорил:

– Да… Эта кобылка уже не первый год по сеновалам скачет… Умело и весело…

Однако дальнейшие его рассуждения прервал телефонный звонок Хлюдко, который сообщил интересную и важную новость:

– Мальчишка узнал одного по фотографии.

– Это хорошо. Смотри за ним как следует. Не дай Бог, сбежит. Не обижай парня. Всё, что он попросит из еды – всё покупайте. Да и приоденьте парня. Сейчас он нам очень и очень нужен. Кстати, а где сам «баран»? – сказал Федотов.

– Говорят, они уехали на юга.

– Далеко не улетят. Везде достанем и вытрясем. Берегите мальчишку.

– Сбережём, до поры, до времени…

 

***

 

Кабинет городничего заполнился местными деятелями всех мастей до полна.

– Начнём день с последних новостей. Посмотрим в ящик с антенной, – сказал Сквозняк-Мозгов, включая телевизор. По нему шли последние новости. Диктор, словно между прочим, сообщил:

– Новости финансового рынка. Правительство Пандолупы-лупы-лу объявляет об окончании приёма старых банкнот, выпущенных десять лет назад и принимаемых до настоящего времени по курсу один к двадцати пяти по отношению к банкнотам нового образца. В среду будет полностью прекращён приём старых денег, которые назывались AU-V-ASTRAL.

– Так он с нами этими банкнотами и рассчитался. А я и поверил, – обречённо сказал Сквозняк-Мозгов.

– И со мной, – признался Серов.

– И со мной. Да он мошенник. Его нужно в тюрьму сажать! – возмутился Тлейтуз.

– За то, что откат выдал устаревшими купюрами, которые по номиналу в двадцать пять раз ниже. – уточнил Сквозняк-Мозгов.

– Но как же банк от него всю неделю принимал эти деньги? – спросил Тлейтуз.

– С банкам он новыми рассчитывался, – ответил городничий .

– Что же делать? Может попробовать на него надавить через структуры. Я сейчас ему позвоню, – предложил Нетребко.

– Бесполезно. Наверняка он уже выкинул этот телефон. – сказал Сквозняк-Мозгов.

Возмущённый до глубины души Нетребко набирал номер телефона Федотова, который сразу же ответил покровитетельственно-снисходительным голосом:

– Слушаю вас.

– Вы нас обманули, мы будем принимать меры. Вы мошенник! Шулер!

– А, какой я мошенник? Что вы… Так мелкий подъедала. Мошенники и шулера – это вы, господа, – ответил Федотов и выключил телефон.

В кабинет вошла секретарша, которая доложила о новом посетителе.

– К вам представитель брокерской конторы «ЕрвоШопБум».

– Гони прочь. Только «ЕрвоШопБум» нам и не хватает для полного счастья.сказал Сквозняк-Мозгов.

– Говорит, что имеет желание приобрести устаревшие доллары Пандолупы-лупы-лу… Если они есть, конечно, в наличии. Осталось три дня.

– Быстро зови… Совещание закончено. Все свободны.

Все встали и вышли в полнейшем недоумении, ожидании и недовольстве. Сразу за ними появился мужчина средних лет, весьма недурной наружности. Приятно улыбаясь и, чуть наклонив голову набок, он сказал:

– Добрый день! Разрешите представиться, Чичиков Василий Алексеевич.

– А вы деньги для расчета в мешках привезли? – спросил Сквозняк-Мозгов.

– В мешках… Нынче мода такая пошла.

– Хорошо. У меня тоже в мешках. Сначала сторгуемся по моим «мёртвым» душам и положим денежки на банковский счёт, а потом вы можете и дальше работать. Но перед этим я улечу на недельку в дальние страны, отдохнуть от всяких забот.

– Договорились. Начнём составлять купчую. Мой процент от сделки небольшой, но без него и сделка не сделка.

 

***

 

Между тем Федотов возвращался домой в самом радостном настроении. Ведь в пятницу он получил деньги за грузовики обувной фабрики, которые он приобрёл практически даром. На продажу эти машины приняли без особенного осмотра и рассчитались за них наличными, еле вместившимися в банковский мешок. Оставалось немного — отдать долю директору, который на следующий день улетал в Турцию и специалистам.

Получив деньги, Федотов решил, что директору, занимающемуся сбором в далёкие края, не до него. Руководитель комбината даже не позвонил ему, чтобы договориться о времени и месте встречи. И не мудрено. Такие за ним сомнительные дела были, что не до жиру — быть бы живу. Одного намёка было бы вполне достаточно, чтобы лишний раз порадовался перезагруженности сотрудников уголовного сыска.

Посему-то Федотов, почувствовав свободу, сказал охраннику возвращаться домой на полной скорости. Дважды их останавливали патрульные почти у самой границы области, но, откупившись самой малостью, они продолжали лететь по трассе на пределе мотора.

Наконец-то область осталась позади. Федотов облегчённо вздохнул и попросил ехать помедленнее. Теперь он был вполне уверен в том, что про него впопыхах забыли. Действительно, его деньги, по сравнению с размером предприятия, были иголкой в стогу сена, которую никто не будет искать. А директор пусть будет доволен тем, что он сделал своё дело и тем, что получил ранее.

Поэтому, когда их машину снова остановили патрульные, он не особенно обратил на них внимания, тем более, судя по их подвыпившим лицам, им было не до строжайшего исполнения служебных обязанностей. Его с водителем-охранником Хлюдко попросили пройти в патрульную машину, где, как он думал, с него снимут очередную мзду и отпустят.

Однако, едва они вышли на дорогу, их машину тут же начали осматривать и, вскоре обнаружили банковские мешки. Тут-то он и осознал, что направленные на них револьеры — это серьёзное предупреждение. Одно лишнее движение и их превратят в «решето». Патрульные забрали оружие у охранника и заявили, что деньги фальшивые и их повезут на банковскую экспертизу.

После этого, Федотова с охранником посадили в свою машину и приковали наручниками так, что нельзя было сделать и одного свободного движения. И это было только начало. Машину облили бензином, и послышался чей-то властный голос: «Поджигай!».

Дальше последовала пауза, растянувшаяся, как ему показалась на всю жизнь. Никаких сил на борьбу не было. Казалось, что всё кончилось.

Он осознал себя пешкой, которой пожертвовали. И зачем он только пошёл с Е2 на Е4? У него же было своё начало. Тем более, что ему, явно в насмешку, сразу же сказали ключевую фразу — «Начало с пешки». И чем он будет рассчитываться со специалистами конторы?

Оказалось, что всю игру вёл человек, обладающий незаурядным умом, большими связями и деньгами. Он сумел, оставаясь за кадром, не только забрать все деньги, но поставить его должником перед всеми. Ему ли пытаться что-то вернуть, когда ему и самому, скорее всего, придётся «ложиться на дно»?

— Поджигай,— снова раздался будто бы знакомый ему голос.

— Зачем поджигай? Без меня поджигателей хватает… Пусть Богу молятся. И если есть за ними хотя бы одно доброе дело, то выживут. А нет, и без меня сгорят.

— Шутник, ты однако… Но ладно… Пусть так и будет. Глядишь, и покаяться. А нет, так окурки из машин часто бросают…

Патрульные, весело смеясь, уехали. А Федотову всё было безразлично. Какая разница кто увёз банковские мешки? Патруль, директор, охрана казино, бывшие кандидаты в физики и лирики… Ясно было одно — деньги не вернуть. Ни бокс, ни краплёные карты не помогут. Да, не зря в народе говориться «Бог не даст — нигде не возьмешь».

Он снова нищий. Униженный и никому ненужный. Было больно от жёстко застёгнутых наручников и неудобного положения тела. И было бесполезно искать мальчишку, убежавшего с миллионами. Партия была проиграна.

Не так ли он проиграет и свою жизнь, пытаясь слукавить с лукавым? Когда били в лицо, оно заживало быстро. В душу бьют сильнее. И сейчас он был жив лишь по чьей-то милости. Ведь по всем законам его следовало отправить к праотцам.

Ветвь, не приносящую доброго плода, отсекают и сжигают. Нужно благодарить Господа за жизнь и самому быть милостивым ко всем без различия. Поскольку суд без милости, вполне вероятно, может придти к тем, кто других не миловал.

 

***

 

Городская улица ближневосточного города бурлила оживлённой, ночной жизнью. Казино горело яркими, зазывными огнями. Подвыпивший Хлестаков, пошатываясь из стороны в сторону, шёл с Альбертиной Замазкиной.

– Хватит гулять, поехали в гостиницу. Я уже достаточно освежился. – Просительно сказал Хлестаков, еле шевелящимся языком.

– Чего мне там сейчас делать? Тебя раздевать? – С насмешкой и лёгкой досадой сказала Альбертина, понимая, что  остаток вечера идёт псу под хвост. – Надоело. Сейчас всё равно от тебя никакого толку. Всё бесполезно. Плавали, знаем.

– Врёшь, не бесполезно. Я же теперь купец и со мной моё мумиё… Ты знаешь, что такое мумиё? Пошли ко мне, просветишься.

– Хоть мне-то сказки не рассказывай, шарманщик.

– О, гляди-ка! Сам Сквозняк-Мозгов шествует, собственной персоной. Ты гляди-ка, - его не узнаешь. Какой важный. Зачем он сюда прилетел? Мозги проветрить? Ему у себя дома их мало просквозило. Дело поправимо. Сейчас мы с ним сыграем по маленькой, по копеечке. До этого он с моим младшим братом играл, а теперь пусть попробует со мной сыграть.

Альбертина, ты мальчика помнишь? Помнишь. Сыграешь уличную девку, а я тебе подыграю. Дай я тебе морду грязью вымажу, чтобы он поверил, да платье порву для пущей наглядности.

Хлестаков помазал лицо любовницы уличной грязью, грубо порвал её дорогое платье и нырнул в казино. А Альбертина подошла к Сквозняк-Мозгову, одетому в восточном стиле, и по-нищенски попросила:.

– Дяденька, дай копеечку.

Столкнувшись с грязной девкой, Сквозняк-Мозгов попытался, не обращая на неё внимания, пройти мимо. Но гулящая девица нагловато встала ему поперёк дороги.

– Дяденька, дай копеечку. А то я в рожу плюну! У меня заразный сифилис, не отмоешься! Всё равно в казино продуешь.

Ошеломлённый Сквозняк-Мозгов шарахнулся от неё в сторону, но она не отстала и он вынужденно останавливается.

– А с чего ты взяла, что я продую? – Спросил он с досадой и изумлением от предчувствия крупного выигрыша. – Может, я миллион выиграю?!

– Тогда дай червонец, чтобы подфартило. Я везучая. Вчера дяденька мне дал червонец и сто тысяч золотых унёс.

Отдыхающий задумался, затем залез в бумажник и дал устаревшую банкноту. Альбербина стала вертеть её в руках, а Сквозняк-Мозгов поспешно зашёл в казино, говоря сам с собой:

 – Да, о  наших «синяков» никуда не денешься, везде достанут. Очевидно, они у нас качественно делаются. Быстро, зримо и с любовью.

 

Вот и сказке конец, а кто слушал – молодец !

 

 

 

      *Сказочная история. Сюжет полностью придуман и не имеет ничего общего с реальностью. Фамилии и персонажи выдуманы автором.

Публикация на русском