Один день
Один день
- У тебя есть всего одна попытка, одна возможность вернуться в прошлое, - начал было Дима, но Ира нетерпеливо махнула рукой. Парень был с виду немногим младше ее, лет 25, и весь этот пафос раздражал Иру.
Они стояли в пустой комнате заброшенного старого дома. Здесь ужасно пахло. Мочой, экскрементами, протухшей едой. У них в руках было по фонарику. Ира осветила обшарпанные стены, разрисованные граффити. Она поежилась от прохладного ветра. Рамы окон были пустыми или с побитым стеклом, которое зло скалилось зазубринами. Свет фонаря упал под ноги Иры, она увидела окурки, сигареты, шприцы, использованные презервативы. Она не могла поверить, что после стольких лет вернется к тому, от чего так рьяно бежала всю свою жизнь.
- Я тебе плачу деньги не за болтовню. Мне сказали, что ты знаешь камин.
- Да, вот он перед тобой.
- Да, ладно, это самый запрещенный объект современности, а ты хочешь сказать – вот он - камин времени?
- Он самый.
- Ну, конечно, - тихо проговорила она, - у меня же одна попытка. Я не могу по-другому удостовериться, только попробовав его. Мне нужно вернуться на 18 лет назад.
- Нет, не получится. Он может только на 17.
- Ты не понимаешь! Это важно! Ровно восемнадцать лет назад…
- Да, знаю, знаю, умерла бабушка, или поперхнулся дедушка, хочешь спасти кота. Слушай, мне все равно, плевать. Вот камин и только на 17. Другого нет. Делай с этим, что хочешь.
Ира посветила на камин. Обшарпанный, как и все в этой комнате. Местами зияли дыры, отсутствовали кирпичи. Как пустые лунки зубов стариков, подумала девушка.
- А ничего, что там трещина в глубине, нет кирпичей?
Девушка все еще не могла сориентироваться, она не знала, как быть. Стоит ли возвращаться, если уже ничего нельзя сделать? Ира чувствовала, как подступает паника.
- Я тебе говорю, - это один из немногих, и он работает. Завтра тут все снесут. Тут ничего не будет. Ни будущего, ни прошлого, бульдозер и пыль... Ладно, где деньги?
- Держи, - она передала ему конверт. Торопливо, чтобы уже поставить точку на своем решении. Пробовать, пробовать во что бы то ни стало.
Парень начал считать купюры.
- Боже, ну и запах тут, - проговорила Ира.
- Тут раньше бомжи спали, вон там - в углу матрас лежит. Ну и молодняк, торчки всякие днем от ментов укрываются часто здесь. Все верно, - он сложил деньги в карман.
- Конечно, верно, там половина моей зарплаты.
- И все-таки куда?
- Иди уже.
- Ок, как скажешь.
Дима собрался уходить, мусор недовольно заскрипел под его ногами. Он уже дошел до дверного проема.
- Подожди, как им пользоваться?
- Зажги огонь. Удачи, - сказал он, – и не звони мне.
- Спасибо.
Ира несколько раз проверила перед приходом сюда наличие чистого листка бумаги в заднем кармане джинсов. Все на месте. Она легко его нашла и вытащила. Девушка подошла к камину. Запах был хуже некуда. А чего она хотела? Перемещение во времени вот уже давно дело подсудное, за одно ее только присутствие здесь можно угодить в тюрьму. Она с ужасом подумала, что будет, если она попадется. У нее в кармане пачка спичек и лист бумаги. Любому даже ребенку понятно, что она тут делает, каким бы заброшенным этот камин не казался. Страх схватил своей холодной рукой что-то внутри Иры и сжал. Ей понадобилось время, чтобы успокоиться. Напомнить себе ради чего она здесь.
Она вдохнула, выдохнула. Опустилась на одно колено и положила листок в нишу камина. Поставила рядом с собой фонарик, освещая внутренности сооружения. Ира еще раз прислушалась к тишине в здании и на улице. Раздавались обычные городские шумы, сигналы – скорая помощь, свист колес, разговоры людей на прогулке. Но это все – где-то там вдалеке. Оглушительным для Иры был ее пульс – он, казалось, громыхал в висках, сердце гулко стучало, ладони вспотели. Обычное ли это дело бояться путешествия во времени? Ира дала про себя утвердительный ответ на этот вопрос. Она достала коробок спичек. На них красовалась надпись «Череповец». Эта марка живет столетиями, подумала девушка, вдруг вспомнив, что в детстве коллекционировала спичечные коробки. Вела их учет, записывала ГОСТ и всю информацию, которую указывали на коробках мелким шрифтом. Она мечтала в детстве, что когда-нибудь соберет самую богатую коллекцию, самую большую и ее купят у нее за большие деньги. Она сможет попасть в книгу рекордов Гиннеса и разбогатеть. Ира невольно улыбнулась, вспоминая это. В детстве это еще казалось удачным планом, так как спички – товар недорогой. Даже ребенок мог себе позволить их собирать. Не то, что марки или машинки. Их могут купить только взрослые или дать деньги на них. Ире же приходилось собирать пять ведер навоза и получать за это денег достаточных на один коробок спичек и пару жвачек. Зато это были ее деньги. Ничьи больше. А навозных какашек вокруг было много, и они «ничейные», бесплатные, главное ведра донести. Если свежие – то тяжелые, большие кучи – неприятное, пахнущее дело. А сухие, легкие, плоские лепешки – их надо было искать и требовалось больше времени, чтобы заполнить ведро.
Ира зажгла спичку. Поднесла ее к листку. Пламя быстро набросилось на бумагу и жадно начало поглощать все ему доступное пространство. Девушка вдруг испугалась, что ничего не получится. Вот листок уже догорает, а ничего не случается. Она закрыла глаза и стала представлять себе место и время, куда она хотела попасть. В детстве она читала, что именно так делали путешественники во времени. «Хоть бы это было правдой, не книжной выдумкой. Хоть бы». Девушка почувствовала тепло на своих руках, испугалась, что это огонь как-то разошелся. Открыла глаза и не поверила им.
…Она стояла на подъездной дороге, вымощенной плитами. Всего шесть, она как сейчас помнила, перед магазином с вывеской «Зарина». По обе стороны дорожки – песок, который, Ира знала, весной превращался в грязь и потом ближе к лету подсыхал весь в рытвинах, горках от шин, и так и застывал, ухабистым, красным, раскаленным на солнце. Кое-где проглядывали неуверенные пучки сорняковой, выжженной травы. У входа в магазин сидела бабушка, которая торговала семечками. Точнее она сама находилась под балконом ближайшего дома, как в норке, прячась от палящего солнца. Ира в детстве всегда удивлялась, как старушке не было жарко во всех этих одеждах – юбка до пола, кофта с рукавами и замотанная в платок голова. Лицо темное, сгоревшее на солнце, испещренное морщинами, высушенное ветром. Она всегда его прикрывала платком, только глаза были видны. Недобрые глаза. Сами семечки стояли, будто без присмотра, в мешочках на столике, который был перевернутым, пустым сломанным холодильником. В мешочках - стаканчики. Пакеты закрыты, чтобы семечки не выдуло ветром. Черные, белые, жида и глина для жевания. У Иры в школе училась девочка, которая ела глину, потому, что у нее не хватало кальция. Она сама, помнится, попробовала кусок, на вкус оказался как земля. Ничего интересного.
Ира подошла к магазину и заглянула в окно. Все правильно, это был тот самый магазин. Она увидела девочку лет десяти за прилавком, та отрывала пакеты от рулона и заматывала хлеб, затем закрывала его и ставила на полку. За кассой стояла полная женщина, обслуживала посетителя. Ира оглянулась – на улице никого, в такую жару никто не выйдет. Все по работам и домам попрятались. Продавщица семечек тоже не спешила интересоваться тем, что высматривает девушка в магазине. Успокоившись, она продолжила наблюдение. Зазвучал дверной колокольчик, из магазина вышел парень в кепке, в его пакете весело зазвенели бутылки. Ира пожалела, что так привыкла отводить в таких случаях глаза в сотку, мол, я тут своим занята, ничего подозрительного. Она начала ботинком ковырять стеклышко в песке между плитами. Парень оглядел ее с ног до головы, нахмурился и пошел дальше. Он еще оглянулся пару раз, пока не скрылся за ближайшим домом. Ира уставилась в окно вовремя. Продавщица ушла во внутренние комнаты. Торговое помещение опустело, а девочка продолжала свою рутину с упаковкой хлеба. Вдруг она словно застыла на какое-то мгновение, потом оглянулась по сторонам. Хорошо, что не посмотрела в окно, подумала Ира. Девочка открыла дверцу холодильника. Очень осторожно, стараясь не шуметь.
- Я тогда пойду, Наталья Ивановна, - крикнула девочка.
- Хорошо, - глухо отозвалась женщина из подсобки, - завтра в это же время.
Девочка как будто знала, что последуют эти слова и закрыла дверь холодильника одновременно с ними, чтобы звуки поглотили друг друга и эхо не выдало секрета. Ира знала эту тайну, как и диалоги внутри магазина. Девочка переложила из руки в руку стаканчик мороженного и поспешила выйти на улицу. Зазвенел колокольчик. И девочка увидела незнакомую женщину. Из столицы, подумала она. Слишком бледная, без головного убора, в незапыленных ботинках, хорошо одета. Местные так не одеваются даже в гости.
- Привет, Ира, - обратилась девушка к девочке.
Взрослая Ира сразу спохватилась, увидев замешательство на детском лице, - ты меня не знаешь.
Девочка спрятала мороженное за своей спиной и оглянулась на дверь магазина. Взрослая Ира быстро смекнула в чем дело.
- Пройдемся?
- Я с незнакомыми никуда не хожу.
- А ты не ходи, покажи мне дом 34, я тебе заплачу. Считай, что это работа.
- Хорошо, только вы никому не говорите, что заплатили, - нахмурившись, сказала девочка, - Сколько?
Ира сначала не поняла, а потом сообразила.
- Пятьдесят.
Ребенок постоял еще с момент, словно обдумывая сделку и делая вид, что не замечает, как тает мороженное в руках. И как будто не боится, что продавщица в любую секунду может выглянуть из магазина и увидеть ее с ворованным. Ира просто восхитилась своей выдержке нервов в детстве.
- Идет, пойдемте, а то я тороплюсь.
34-й дом был буквально в двух шагах. Они шли молча. Девочка топала впереди и вдруг остановилась, тыкнула пальцем в табличку на доме. Мороженное заметно подтаяло в упаковке, но ребенок ее не открывал.
- Я тебе кое-что скажу, а потом заплачу. Хорошо?
- Покажите деньги.
Ира достала монету, которая в ее мире уже стоит в три раза дороже, и в обороте только у нумизматов.
- Хорошо, - согласилась девочка.
- Ирин, в этом нет ничего страшного, - девушка посмотрела на мороженное в руках девочки, та его тут же спрятала за спину, - Я серьезно. В этом нет ничего плохого. Ты большая молодец, умная, находчивая. Ты справишься… ты уже справляешься.
На лице ребенка не отразилось ни одной эмоции. По всему было видно, что она терпела каприз взрослого только в ожидании платы. Взрослая Ира почувствовала отчаяние.
- И еще одно. И я тебе отдам денежку, - придет день и ты не будешь голодать.
Тут уж ребенка прорвало.
- А Радик…? – краска хлынула на лицо ребенка, она опустила глаза и уставилась себе в ноги, - Дайте деньги, вы обещали. - Девочка протянула руку и с вызовом глянула на незнакомку.
Взрослая Ира вздохнула и, молча, кивнула в ответ.
Девочка встретила жест с каменным лицом. Ира положила ей монетку в руку. Ребенок схватил ее и убежал.
Маленькая Ира еще долго не могла поверить своему счастью и скорее бежала домой. От мороженного уже почти ничего не осталось. Одна каша, но ничего, зато сладкая, и совсем как в фильмах – молочный коктейль. Она специально побежала домой окружным путем, чтобы «эта тетка» за ней не увязалась. Это ж надо было отдать деньги, чтобы она, девочка, показала ей дом. Удивительная штука произошла в жизни Иры.
Брат сидел на крыльце в тени, как и ожидала девочка.
- Что так долго? - начал он.
- Смотри, что у меня есть.
- Так оно ж растаяло.
- Жарко.
Ира села рядом с братом на крыльцо, через открытое окно из дома доносился звук телевизора.
- Дома? – спросила девочка, передавая пакетик с белой жидкостью брату.
- Дома, - ответил он и прогрыз маленькую дырку в углу упаковки.
- Держи, - он протянул его сестре, та, попробовав, улыбнулась.
- Как сладкое молоко только гуще.
- Подожди, еще вафля будет.
Они молчали, передавая друг другу худеющий пакет. Счастье и радость улетучивались вместе с содержимым пакета. Оба делали вид, что впереди самое интересное и вкусное – промокшая вафля, но именно к концу любой порции – они чаще всего понимали насколько голодны и, что этот голод всегда рядом, он ненасытный и сидит третьим между ними. В такие моменты любой их смех казался истеричным, с болью.
Все закончилось быстро, будто и не было вовсе. Пакетик сморщившийся лежал на бетоне между братом и сестрой.
- Я встретила женщину. Она странная, из столицы по ходу.
- Че она здесь делает?
- Не знаю. Она сказала, что мы не будем голодать.
Радик молчал. Ира встала и заглянула в окно дома – мама сидела, как всегда, перед телевизором, бесформенной массой. Папа лежал на диване, спал, рот открыт, ноги в раскорячку.
- Буянил? – спросила девочка.
- Нет, таким пришел. Слушай, а может она и права.
- Кто?
- Женщина.
- О чем?
- Про голод. Ну, помнишь, мы с тобой придумали, что у нас будет телевизор и любую, любую еду, которую мы видим на экране мы сможем оттуда достать и вот так просто есть.
Радик разгорячился, встал и начал показывать: телевизор и еду.
Девочка бросила задумчивый взгляд на окно.
- Только если так, - проговорила она.
- Именно так! – разошелся брат, - представь, что они в столице уже эту штуку придумали и все, все будет по-другому, - глаза мальчика лихорадочно горели, он задыхался в этом порыве чувств. С ним такое часто случалось, эти припадки пугали Иру. Он хотел было продолжить, но громко засмеялся. Девочка тоже засмеялась, до слез.
Из дома послышалось ледяное:
- Тихо там! Ира, это ты?
Девочка посмотрела на брата. Тот приложил палец к губам.
- Что там у тебя за истерика? Ты забыла сегодня какой день? Сегодня – год, как наш Радик грх, грх, – предложение оборвалось, за ним последовали звуки сморкания в платок, а дальше мама Иры просто тихо завыла.
Ира не ответила. Она заглянула в окно и увидела трясущиеся от рыдания плечи мамы, ее опущенную голову. Услышала знакомые стенания.
- Пойдем, - шепнул брат.
Сестра только кивнула.
Они вышли за калитку, прошли несколько шагов в тишине. После Ира продолжила рассказ о странной женщине. Ей не хотелось ни о чем другом думать. Она знала, какой сегодня день. Теперь ее больше занимало появление этой незнакомки и она была готова посвятить весь этот день догадкам, откуда эта женщина и почему она такая необычная. Ира была рада, что ей есть кому все это рассказать. Радик всегда был рядом. Она улыбнулась ему. Родное мальчишеское лицо расплылось в улыбке в ответ.
Песок мелкой крупицей колол ноги, руки и лицо Иры с каждым порывом горячего воздуха. Но она продолжала говорить. Звуки ее голоса и смех облетали, тревожили редкие пучки горьковатой полыни и уносились куда-то вдаль. Ветер заметал за ней следы, как только износившиеся сандалии отрывались от земли. Маленькая одинокая фигурка девочки удалялась в этот солнечный день в сторону просторов степи.